Иероглиф - стр. 23
Увидев Илону, Ливеншталь забыл про меня и страшно возбудился. Наверное, он всегда возбуждался, увидев новую девушку, просто мне раньше не доводилось этого лично наблюдать. Не люблю, когда возбуждаются на других. Чувствую себя так, будто меня обнесли на банкете.
– Познакомишь с девушкой поближе? – льстиво попросил меня Ливеншталь, дохнув в лицо мятной жвачкой.
– Знакомься сам, – холодно ответила я.
Илона вся зарделась и бросила осторожный взгляд на Сципиона. Тот молча курил в сторонке.
– Я Славик, – сказал Ливеншталь, улыбнувшись по-детски, и пригласил Илону в свой автомобиль.
Так и поехали: я со Сципионом, в понимании Илоны – с папой, а Илона – со Славиком. Не знаю, был ли Славик предупрежден, что Илоне не надо говорить, что Сципион не мой отец. При его исключительной болтливости он мог неожиданно просветить девушку.
Мы заехали в парк и там зашли в кафе-мороженое. Сципион все время угрюмо молчал. А Славик травил анекдоты.
На следующий день Славик организовал вечеринку. Дела сердечные он не любил откладывать в долгий ящик. Он заказал столик на летней веранде ресторана «Vаниль». Я понимала, что при моей скромной внешности мне отводится роль дуэньи при Илоне. Рядом с ее исключительной гибкостью, нарочито замедленными кошачьими движениями любая женщина выглядит как девушка с веслом. Соперничать бесполезно. Я попыталась, но сразу поняла, что не потяну.
Илона пришла на вечеринку почти голая: в коротеньком платьице, и грудь ее была слишком открыта. Из одежды на ней болтался практически только фотоаппарат. Он аккуратно размещался на том волнующем месте, где платье заканчивалось. Я предполагала, что под платьем у Илоны и трусов-то нет, просто мягкий пушистый, как соболья спинка, лобок. Но Илона не хотела, чтобы ее приняли за проститутку. И поэтому взяла с собой большой профессиональный фотоаппарат в кожаном чехле, тяжелый, как камень, с которым идут топиться. У кого-то она одолжила этот прибор. Илона сразу уселась так, чтобы за ней все ухаживали. Руки она опустила вниз, безвольно и бессильно. И стала смотреть на бутылку дорогого вина, давая понять, чтобы ей налили бокал. При этом подразумевалось, что ее кавалером буду и я. Но я сразу расставила точки над i. Я сказала ей: «Ухаживать – не моя профессия. Пусть этим занимаются мужчины». Что и не замедлил сделать Ливеншталь.
На меня иронично смотрел Сципион. Он был в компании для меня даже хуже моего родимого отца, такой сдерживающий фактор, который просто мешает жить.
Год назад, до несчастья в Альпах, у меня было очень много эротической энергии. Детской эротической энергии. Тогда я могла попробовать переиграть Илону. Однако часть энергии ушла в землю после аварии на горе. Улетучилась уверенность. Пришли ночные кошмары. Меня мучили видения. Особо часто я видела на Императорском проспекте себя, в карете, запряженной четверкой сказочно изукрашенных лошадей. Я подъезжала в этой карете к подножию памятника папе. Моему папе. Бронзовый папа во весь рост стоял на высоком постаменте. А вокруг отчаянно кричали крупные птицы, наверное, вороны, прямо над головой у папы, и жидкая толпа людей пыталась снести этот памятник, подкапывая его с четырех сторон черными новыми лопатами с белыми древками. А другие люди накидывали папе веревку на шею. Этот сон мне снился слишком часто, чтобы его забыть. Как только он стирался из моей эмоциональной памяти, тотчас он снился снова.