Идущий от солнца - стр. 31

– Браво, браво, Верушка! – неожиданно донеслось откуда-то издалека, со стороны кладбища. – Мы, русские, должны идти от солнца!

Вера вздрогнула, на несколько секунд замерла, а потом, поднявшись с постели, с каким-то болезненным недоумением посмотрела на мать.

– Мама, ты слышала?

– Чего?

– Его голос.

– Бог с тобой.

– Это он кричал!

– Кто?

– Покойник.

– Кто, кто?

– Иван, пришедший от Солнца. Тихо! – Вера прислушалась, распахнула окно. – Мама, это его голос. Он ждет меня, ждет!

Марья Лиственница только сейчас обратила внимание на припухлые синяки дочери, и глаза ее стали мокрыми.

– Дитятко мое беспризорное, горе мое. – Она почему-то сняла с плеч пуховую шаль и, повесив ее на спинку кровати, стала раздеваться.

Слезы стекали с ее обветренного лица, и глаза горели, как светящиеся во тьме звезды.

– Мамочка, ты хочешь лечь рядом?

– Успокойся, дочка… – Марья Лиственница сняла желтую кофточку, так же повесила ее на спинку кровати и разделась совсем. – Чадо мое распутное. Неужели ты вся в мать? Иди ко мне. Я хочу обнять тебя изо всех сил. – Она опустилась на кровать дочери как подстреленная птица и, раскинув уставшие за день руки, словно журавлиные крылья, крепко прижалась к своему драгоценному чаду. – Верушка, моя единственная доченька. Ты слышишь, как бьется мое сердце?

– Слышу, мамочка, слышу..

– Ты уже взрослая, дитя мое, но ветер в голове, словно злой шатун, не дает тебе покоя. Я догадываюсь, чем ты занимаешься в Москве. Но в этом и моя вина. Мне горько об этом говорить, но что поделаешь. У каждого своя судьба. Может, тебя не следовало отпускать в Москву, но ты бы все равно уехала. Ты кукушкой стала, Верочка. Ты отравленная деньгами кукушка.

– Мамочка, я тебя не совсем понимаю…

Марья Лиственница еще крепче прижала дочь, словно сосновую лучинку, от которой зависит, разгорится огонь в спасительном костре или погаснет, а потом сказала шепотом:

– По зоологии, дочка, ты получала только «тройки». Может, после Москвы у тебя и зоология совсем другая стала. Может быть, такие, как ты, и учебники заново переписывают. Ты совесть потеряла, стыд, честь.

– Мамочка, ты о чем?!

– В чудеса и в призрачные кошмары я не верю, дочка. Но я, как мать твоя родная, как опытная родительница, сердцем чую, что после Москвы, а может, после кладбища, с тобой произошло что-то. Глаза и щеки, может, от водки горят, а вот руки, ноги, губы. вздулись отчего? И рассуждения твои сильно изменились. Что с тобой?

– Не знаю, мама.

– Неужто ты и в самом деле отдалась ему?

– Кому ему?

– Покойнику.

– Может, я схожу с ума. Мне жутко, мама! Горько внутри, больно, страшно… – Вера неожиданно сбросила ватное одеяло и, подойдя к окну, распахнула его.