Идолы и птицы - стр. 52
Собрав и разложив всё по местам, я осмотрел комнату. Меня окружал минимализм и порядок, выделялась только шахматная доска с расставленными фигурами, мирно отдыхающая в углу. Я не особый шахматист, хоть и не считаю себя глупым. Мои партии в шахматы с компьютером – это отдельное увлечение. Всё началось с того, что давным-давно я как-то скачал маленькую невзрачную программку с игрой в шахматы. В ней почему-то не было трех обычных уровней сложности, а были галочки напротив пунктов «Программа будет играть в стиле: Карпова, Каспарова» и других неизвестных мне фамилий. И сколько бы я ни начинал играть, программка с легкостью вытирала об меня ноги на ходах до первого десятка. Я пытался повторять те же ходы, уже зная, на чем меня подловили прежде, но меня обыгрывали снова и снова.
Тогда я и купил доску, наивно пологая, что визуализация даст мне хоть какую-то помощь. Но она только стала памятником моей тупости, пыльно стоящим в углу. И если я вдруг зазнавался и начинал считать себя особенным, мне нужно было всего лишь загрузить программу и попытаться оказать ей хоть какое-то сопротивление. И эта простая процедура неизбежно возвращала меня на землю.
Я переоделся в домашнюю одежду, сняв усталость прошедшего дня, и приготовился ко сну. Фигурка стояла рядом, и я мирно ждал своего вечернего приза. Было ясно, что меня попросту знакомят с тонкостями бытия, которые ранее были недоступны. И значимость такого знакомства перевешивала ценность моего прежнего окружения. Возникла интрига: что за киношку мне покажут сейчас? Я прислушался: к себе, ко всему вокруг – но ничего не происходило. Свечи у меня не было, да и не думаю, что она бы сработала. Повалявшись немного в постели, пройдясь сотню раз из угла в угол комнаты, я махнул рукой на ожидания и загрузил шахматную программку. Выбрал сохранение расставленной на доске раскладки и приступил к самоунижению.
Но эта игра не стала игрой, она даже не стала играми. Стоило мне только сконцентрировать внимание на доске, как сознание устроило мне презентацию почище черно-белой. Без передвижения фигур в уме стали прорабатываться возможные комбинации, движение ходов по доске прорисовывалось линиями, возможные варианты событий выделялись линиями разного цвета на полупрозрачном фоне фигур и клеток. Как только рисунок на одной доске становился слишком запутанным, ступенькой сверху прорисовывались все удачные для меня исходы событий с конечным расположением фигур. Каждая приподнявшаяся доска начинала рисовать цветом свои варианты событий, после чего выбрасывала свои удачные исходы. Я восторженно наблюдал за распускающимся бутоном из досок, пестрящим цветами линий. Это действие было призвано скорее не обучить меня игре или закончить партию, а показать невозможность просчитать все ходы, научить смирению и вере в свою интуицию. Грандиозность действа говорила лишь о том, что ни у Карпова, ни у кого-либо другого не было, да и не могло быть алгоритма действий. Говорило о том, что они просто умели чувствовать обстановку на каждой конкретной доске событий, использовали арсенал штампов и пытались отклонять их ход от тупиковых для себя ветвей. Изрисованные цветами доски давно уже выросли за пределы комнаты, и конца ещё не было видно, когда вдруг зазвонил телефон. Всё сразу свернулось в маленький столик с фигурками.