Идиот - стр. 3
» (28, 2; 239).
И тогда он берется за самый трудный вариант.
«Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из нее сделать роман, потому что мысль слишком трудная и я к ней не приготовлен, хотя мысль вполне соблазнительная и я люблю ее», – писал он Майкову, предваряя слова о замысле изобразить «вполне прекрасного человека». «Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно. <…> Идея эта и прежде мелькала у меня в некотором художественном образе, но ведь только в некотором, а надобен полный. Только отчаянное положение мое принудило меня взять эту невыношенную мысль. Рискнул как на рулетке: „Может быть, под пером разовьется!“ Это непростительно» (28, 2; 240–241). Поразительные слова. Он принимается за «невыношенную мысль» в «отчаянном положении». За мысль, которая его давно «мучает» и – «соблазняет». Как рулетка! Как надежда на грандиозный выигрыш. Как риск тотального поражения. «Все писатели, не только наши, но даже все европейские, кто только ни брался, за изображение положительно прекрасного, – всегда пасовал. Потому что это задача безмерная» (28,2; 251).
«Идиот» – его «зеро». Максимальная ставка!
Но ведь в рулетку он всегда проигрывал. Ему ли о том не знать? Две недели назад только – в ноябре 1867-го – в пух проигрался. Тоже от «отчаянного положения». Надеялся. Рисковал. Но сейчас он твердо намерен победить. Или он не поэт более. На рулетке он спорил с Судьбой. Теперь бросает вызов себе. А это посерьезнее!
«Идиот» – дуэль с самим собой.
Стрелять в воздух нельзя. Только – на поражение! Только – до полной победы! Или – гибели. Немыслимая ситуация. Здесь параллельные сходятся.
«Я думал от 4-го до 18-го декабря нового стиля включительно, – делился он с Майковым. – Средним числом, я думаю, выходило планов по шести (не менее) ежедневно. Голова моя обратилась в мельницу. Как я не помешался – не понимаю. Наконец 18 декабря я сел писать новый роман, 5-го января (нового стиля) я отослал в редакцию 5 глав первой части» (28,2; 240). Успел в последнюю минуту!
Вышел к барьеру.
«В общем план создался. Мелькают в дальнейшем детали, которые очень соблазняют меня и во мне жар поддерживают. Но целое? Но герой? Потому что целое у меня выходит в виде героя. Так поставилось. Я обязан поставить образ. Разовьется ли он под пером? И вообразите, какие само собой, вышли ужасы: оказалось, что кроме героя есть и героиня, а стало быть, ДВА ГЕРОЯ!! И кроме этих героев есть еще два характера – совершенно главных, то есть почти героев. (Побочных характеров, в которых я обязан большим отчетом, – бесчисленное множество, да и роман в 8 частях). Из четырех героев – два обозначены