Идеальный мерзавец - стр. 43
Сделаю вид, что поверю ему.
— Я в детстве занималась гимнастикой!
Мне щекотно и я смеюсь в голос.
А еще мне вдруг становится совершенно не страшно.
Марк вдавливает меня в холодный песок своим телом, нависая надо мной. Вижу блеск в его темных, как беззвездное небо, глазах, обхватываю лицо руками. Щетина царапает ладони.
И тогда же меня пронзает ощущение дежавю — я уже делала то, что только собиралась сделать сейчас.
Я уже целовала Марка.
20. Глава 20. Марк
Наверное, это алкоголь. Не знаю, как в здравом уме можно было решить, что сейчас Вера действительно улетит от меня, если достаточно сильно раскачается. Это же детские качели, мать вашу, а не боинг.
И все равно, когда она оттолкнулась и разжала руки, у меня остановилось сердце.
Как кот на воробья, я бросился вперед, пытаясь притянуть ее обратно к земле, не давая упорхнуть от меня снова. Я сбил ее с ног, но поймал.
Она залилась хохотом, пока я пытался нащупать переломы. Убедиться, что она цела и невредима.
— Я в детстве занималась гимнастикой!
Переломов, разумеется, не было, но руки убрать я уже не мог. Она раскусила меня, почему я так бесцеремонно лапаю ее, но, кажется, решила не сопротивляться.
Обхватила мое лицо руками, и я замер. На этот раз она не спит, верно? На этот раз она точно знает, кого собирается поцеловать?
— Когда? — шепчет Вера неожиданно охрипшим голосом. — Когда это уже было?
Смотрю в ее перепуганные глазища. Кое-что уже вспомнила, значит, может вспомнить и все остальное. Нет смысла врать.
— В машине.
— Когда мы ехали из аэропорта? — ахает она.
— Да.
Вера сильно жмурится, и думаю, в этот момент она мечтает о том, что бы я как минимум провалился сквозь землю, потому что она вспомнила. И про свой сон, и про свой оргазм.
— Что я еще делала? — шепчет она, не открывая глаза.
Касаюсь носом ее шеи и шумно вдыхаю ее запах. Веду по скуле к щеке, а после накрываю ее губы своими губами. Целую ее, также невинно, как она меня тогда. Но теперь она не спит.
Теперь она действительно знает, кто ее целует.
И она отвечает. Моим и только моим губам.
Она приоткрывает ротик на выдохе, и я едва сдерживаюсь, чтобы не смять ее губы своими. Веду языком по нижней губе, и Вера стонет. Вера, мать вашу, стонет только от этого.
— Сначала ты поцеловала меня, — шепчу в уголок ее губ, а после втягиваю ее язык в свой рот, и умираю от того, как сбивается ее дыхание.
— Я? — выдыхает она. — Это я поцеловала тебя первая?
Да, малышка, это была ты. Не отвечаю, потому что оторваться от ее губ сейчас равносильно самоубийству. Вспомни, как ты раздвинула ноги передо мной в самолете. Вспомни, как поцеловала, а после позволила это сделать с тобой. Твое тело знает, что это сделал я.