Идеальная для колдуна - стр. 9
Амели не сразу поняла, что засов начал приобретать очертания. Бледный апельсиновый свет становился все ярче. Горбун стоял на лестнице, держа фонарь на вытянутой руке:
— Так и знал. Дурная, спесивая девчонка. Ну, ничего, досточтимый хозяин вмиг эту дурь собьет. Не любит он спесивых.
4. Глава 4
Амели, не отрываясь, смотрела в смятое лицо горбуна, но все еще методично дергала засов. С упорством, с остервенением загнанного в тупик. На мгновение показалось, что дверь вот-вот поддастся.
Горбун потерял терпение — спустился, тяжело ступая огромными носатыми башмаками на толстых каблуках, схватил за руку:
— Пошли. Времени нет шутки шутить.
Амели дернулась, пытаясь освободиться, но огромная сухая ладонь прочно обхватила запястье. Горбун протащил ее по лестнице с невероятной силой, без сожаления сжимал пальцы так, что ломило кость. Казалось, еще немного, крошечное нажатие — и рука попросту сломается. Они вернулись в коридор, но у самой гостиной горбун свернул на лестницу и потащил вниз, к выходу. Амели отчаянно цеплялась за перила, хваталась за балясины:
— Постойте. Постойте же! Дайте с матерью проститься.
Горбун остановился. На мгновение показалось, что позволит, но тот лишь еще крепче сжал пальцы. Кандалами, колодками, тюремным железом.
— Ты свой шанс уже упустила. Никаких прощаний.
Горбун спустился в прихожую, отворил дверь и потащил Амели в прохладную ночь. Она мелко семенила за неожиданно широкими шагами, но все время оглядывалась на ярко освещенные окна, надеясь увидеть черный силуэт матери, увидеть, что она смотрит вслед. Но окна оставались всего лишь желтыми подрагивающими прямоугольниками, забранными мелким свинцовым переплетом.
Чем дальше от дома, тем сильнее холодело сердце. Все еще не верилось. Когда Горбун свернул в непроглядно черный, узкий, как чулок, переулок, когда дом пропал из виду, Амели заартачилась. Изо всех сил упиралась ногами, пыталась выдернуть руку, но проклятый горбун ни на мгновение не ослабил хватку. Его почти не было видно, он превратился в едва различимую тень, бледно обрисованную лунным светом, будто просыпанную пудрой. Он дернул так резко и сильно, что Амели рухнула на колени в дорожную пыль. Горбун наклонился, едва не касался своим птичьим носом ее лица:
— Я не нянька для вздорных девиц. Не стану ни упрашивать, ни жалеть. И слезы пускать не вздумай — бесполезно.
Слезы хлынули потоком, безудержным водопадом. Горбун неожиданно разжал пальцы, и Амели тут же закрыла мокрое лицо ладонями. То подвывала, то всхлипывала, сотрясаясь всем телом. Эти звуки разносились по пустой улице собачьим поскуливанием.