Идеаль - стр. 19
Закат на Волге возбуждает аппетит. Смотри-ка, сказал я себе, небо порозовело: либо неподалеку взорвался атомный реактор, либо пора ужинать. Моя долговязая стерва пахла мылом, и губы ее источали сладость, потому что она не переставая жевала “Хуббу-буббу” с арбузным ароматом. У нее были удивительно тонкие руки и длиннющие пальцы – под стать ногам (но более многочисленные). Не моргнув глазом она опрокидывала одну рюмку водки за другой. Ей хватало глотка апельсинового сока, чтобы залить вспыхнувшее пламя. “I am cellulite free!”[19] Я сказал, что ее ноги как две стрелы, пронзившие мое сердце. Она не поверила, и правильно сделала. А жаль: поверь она мне, я, быть может, тоже бы взял и поверил. А так я упорно гнул свое:
– Спасибо поезду с жесткими койками за то, что он привез меня к тебе…
– Не надо ля-ля, – смеялась она.
– Я приехал в Нижний за тобой, лежа на простынях из наждачной бумаги, которые расцарапали мне спину, хоть и не так глубоко, как твои когти…
– Ля-ля-ля.
– Я приехал, чтобы похитить тебя с берегов Волги…
– Ля-ля.
– Ладно, допей и закати мне french kiss.
– Ля…
– Не подумай, что хвастаюсь, но в данный момент я холост. Такого случая тебе больше не представится, беби.
– Ль…
Она была в два раза меня моложе, то есть в два раза искреннее. Я плел небылицы, надеясь, что во мне что-то проснется. Пытался убедить себя, что работаю, она же во мне видела обычного секс-туриста. Я рассчитывал, что оттолкну ее своей вульгарностью и тогда все пройдет безболезненно. Когда Таня покинула меня на заре или, скорее, когда я отпустил ее, не взяв телефона (именно так прощаются в наши дни – забыв записать несколько цифр), я бросил на нее прощальный взгляд в полумраке, словно пытался запомнить тающие контуры ломкого силуэта и ее тень на занавесках, освещенных предрассветными лучами. Я с нетерпением ждал, когда она отчалит, исчезнет из моей жизни, чтобы наконец вдоволь поскучать о ней. Мне претила ее строгость, я злился, потому что узнавал в ней себя – бедного маленького хищника-мифомана с иссохшим сердцем. Когда она холодно сказала мне по-французски “Au revoir”, – я почувствовал, как во мне поднимается волна тоски и благодарности. Я выбежал из номера, но увидел только, как захлопнулась дверца лифта, уносившего от меня ее печальную усталость, синяки под глазами и “Шанс” от “Шанель”. Я спросил:
– Почему вы все душитесь “Шансом”?
Она улыбнулась:
– I gave you one chance, you've just missed it[20].
Тогда я парировал в постыдном приступе лиричности:
– I hate you[21].
Мне бы сказать спасибо: Таня дала мне понять, что неумение страдать – это тоже страдание. Потом я записал: