Идальго Иосиф - стр. 49

– Конрад фон Эдельсбах, вместе с моей женушкой, – герцог нахмурился, видно зло о чем-то подумав, – ни черта не смыслят в управлении и финансах, или… или… в общем… ну что-то не так, как должно быть.

– Понял?

Иосиф неопределенно кивнул.

– Ну, вот… – герцог замялся.

Его явно что-то смущало, не давало высказаться прямо. Складывалось впечатление, что он сам еще ничего не решил, только нащупывал, и это решение должно придти к нему сейчас, в ходе этого, как показалось Иосифу, очень важного для Герхарда разговора.

Герцог насупился, разозлившись на свою нерешительность, и уже более сухо и внятно, не мигая глядя в глаза Иосифу, как отрубив, продолжил: – Я сам бы мог, конечно, во всем этом разобраться. Можешь не сомневаться – мне хватило бы недели, чтобы вытрясти из этих воров правду, а заодно и мои деньги. Но рыцарю, такому рыцарю, как я, не пристало копаться в бумажках. Мне легче водить раскаленным железом по коже, чем пером по бумаге! Да и что это даст? На смену одним ворам придут другие – еще более вороватые, но уже более осторожные. Тебе я верю: ты еврей и за твоей спиной не стоят титулы и гербы. Ты будешь работать если не за совесть, то за страх, что еще лучше и надежней. А я тебя, клянусь смертью Христовой, не обижу: ты получишь такие привилегии, которые и не снились моим министрам и ландсманам, не воздушные привилегии, а реальные – властные, которые ты, я знаю, сумеешь превратить для себя в звонкую монету. Да и евреям твоим от этого будет только лучше. Я – рыцарь и не собираюсь за тобой подглядывать. Делай, что нужно для меня, и если при этом ты не забудешь о своем, вашем интересе – мне все равно. Понял, Иосиф? Я сделаю тебя своей правой рукой, даже, если при этом все святые, вместе взятые, перевернутся в своих гробах! Верни мне только мои законные деньги. Моя земля, мои города, должны рожать, рожать для меня живые деньги. А если они действительно бесплодны – я поступлю так, как поступали наши предки с бесплодными женщинами: камень на шею и в реку. Тебе понятно, Иосиф? Только я их утоплю не в реке, а в их собственной крови, клянусь мощами святого Варфоломея! – герцог смотрел зло и надменно.

Этот полный холодной злобы и решительности взгляд человека одетого, или, скорее, раздетого в ночную рубаху мог бы показаться смешным, если бы не казался страшным. Герцог замолчал, пристально глядя на Иосифа.

Иосиф лихорадочно соображал: это могло быть для него огромной, внезапной удачей, дающей невиданные, огромные в своих почти неограниченных возможностях перспективы, или гибелью – близкой и неотвратимой, тем больше и скорее, чем больше и скорее окунется он «во внутренности» герцогских финансов.