Ибо однажды придёт к тебе шуршик… - стр. 83
Видя, что дело неумолимо движется к развязке, Будраш кивнул перепуганному трактирщику, и тот скрылся за дверьми подсобки.
Халвус же стал вдруг неимоверно серьёзен. Прежнюю иронию и весёлость, будто корова языком слизала. Глаза сделались холодными и колючими, превратившись в два чёрных буравчика, а губы чеканно произнесли:
– Не в укор,
Застряла шпага… Да, дела всё хуже…
Острие клинка ткнулось в грудь каталы там, где билось совершенно испуганное сердце, и Никитичу ничего не оставалось, как следить за губами, произносящими предсмертный приговор. Даже публика онемела в предчувствии безусловно эффектной, но очевидно трагической развязки.
– …вероятно, перед смертью должны произноситься другие слова, а не моё кощунственное стихосложение или тарабарщина, как вы изволили выразиться. Но ничего не поделаешь – вы были напористы, а, значит, я вынужден завершить… – Халвус окинул беглым взором окружающих и начал отсчёт:
– «Но я пообещал. И – вышел срок…»
Дальше, вероятно, случилось бы неизбежное, но тут двери таверны распахнулись с характерным грохотом: так входили только гвардейцы короля! Следом за ними появился офицер и гаркнул: «Шпаги в ножны!».
– Я вас убью, но позже, мой дружок… – шёпотом завершил конокрад строфу, опуская шпагу и вставая рядом с пухляшом, вздохнувшем в великом облегчении.
Офицер прошёл сквозь расступившуюся толпу и остановился перед дуэлянтами.
– Господа! – пристально глядя чужеземцу в глаза, произнёс офицер. – Приказываю сдать оружие и следовать за мной.
Шулер Никитич попытался оправдаться, стирая струящуюся из носа кровь, мол, вышло недоразумение, они, дескать, просто развлекались, но офицер перебил его:
– Разберёмся. Следуйте за мной.
Прежде, чем покинуть таверну «Чёрная каракатица», Халвус отвесил присутствующим благодарный поклон, и публика восторженно зааплодировала, ибо фехтовать, да ещё столь ловко обращаться с рифмой, такого они не то что видеть, а и представить себе не могли.
Канцлер проводил арестованных взглядом и прежде, чем выйти через чёрный ход, бросил на стол монету. Монета, покружившись, легла орлом.
Он нашёл того, кто ему был нужен…
Мадам Бурвилески возлежала на каменных плитах пола с черпаком на груди и ногой, заброшенной на табурет, загораживая вход телесами. Марго пришлось приложить немалые усилия, чтоб заглянуть внутрь гадальной комнаты, по которой гулял богатырский храп родственницы. Стараясь проявить деликатность по отношению к тётушке, племянница и её ушастый компаньон, кряхтя и поругиваясь каждый на своём наречии, с трудом, но сдвинули спящую дверью и протиснулась в образовавшуюся щель.