Ибо однажды придёт к тебе шуршик… - стр. 36
От рожденья мы стремимся
к власти над людьми.
Сей закон проверен мною
и неоспорим.
Даже в том, что называют
«Магией Любви»,
Есть расчёт: поддеть, заставить,
и – поработить.
Души, чувства и сердца —
должно всё подмять.
Есть сомненья – значит, выжечь.
Мысли – подчинять.
Человечек к человечку —
страх возводит храм.
Все диктаторы всходили
к власти по костям…
Существо оскаливалось острыми, как бритва, клыками, прожигая тьму красными угольками глаз. Оно было огромно, с большими, как у шуршика, только лысыми ушами… И всё же это был не шуршик, это было что-то досель невиданное – исчадие ада, свирепое и пугающее. Исчадие вскидывало лапу, унизанную чёрными когтями, и хрипело дикую песнь, возвышаясь над стройными рядами лесной нечисти, что одобрительно ревела, вторя своему предводителю:
Каждый, кто увенчан лавром
славы – не по мне.
Только тот, кто скрыт туманом,
вечно на коне.
Этим миром правят тени…
Эрго! Мир – есть тьма!
День придёт и воссияет
чёрная моя звезда!
Моя ставка: твоя слабость,
человек-чудак.
Моя муза: привкус смерти
на твоих губах.
Идеал мой: государство
под стальной пятой,
Где мне ведом каждый шорох
за твоей спиной.
Маленький Бло с любопытством разглядывал канцлера, которого хлестала мелкая дрожь. Он не мог видеть то, что видел тайный советник их величества, он лишь пробормотал заклинание из «Книги пророчеств», совсем коротенькое, призванное подтолкнуть сомневающегося к решению наитвердейшему, каковое и подсунула память как нельзя вовремя, дабы подсечь жертву, нанизав помыслы её на крючок соблазна. Да вот незадача: волнение последней стало передаваться и ему – шуршику, отчего черно-бурый хитрован немало насторожился: а не поспешил ли? Не сболтнул ли чего лишнего? А ещё через секундочку зверя и вовсе в жар бросило при мысли, а почему вообще на ум пришло именно это заклинание, а не какое другое? Неужели оно не из простых, не из тех, что можно позволить себе бубнить ежедневно, бросая на стол гадальные кости?
Я не верую в любовь —
жаден человек.
Погоняет им соблазн,
попирает грех.
Сомневаюсь в силе клятв —
есть и им цена,
Если туг твой кошелёк,
а рука щедра.
Песня оборвалась внезапно. Огонь лопнул, выжав из поленьев струйку сизого дыма. И когда канцлер пришёл в себя, то инстинктивно перекрестился, осмысливая увиденное. Когда же повернулся к ушастому гостю, чтобы спросить, что всё это значит? – того и след простыл.
Будраш хмыкнул, покачивая головой, и вдруг впервые за очень долгое время в нём прочно угнездилась уверенность: у него всё получится, теперь непременно! Отныне всё и всегда будет происходить так, как он хочет! И предложение черно-бурой белки, заявившейся к нему среди ночи, уже не казалось такой уж нелепостью, напротив, было не лишено смысла. Дело только в его согласии…