Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий - стр. 37

Сколкз убрал свою руку. Но прежние легкость и беззаботность по отношению к его ненависти снова уже вернулись к Лэйсу, и он ничуть не был обескуражен ответом.

– Как знаешь, – спокойно заметил он.

Они снова посмотрели друг на друга. Обычная холодная и пренебрежительная улыбка коснулась губ Сколкза. Они ничего не могли знать сейчас про Миннесоту, ничего не знали о том, что будет дальше. Сколкз не знал, что где-то там, среди миннесотских трав, этот светлоголовый его сверстник, тогда уже со своими капитанскими погонами, встанет перед ним на краю своей гибели, и в свете серо-голубых глаз, с щемящей болью души в них, все равно ведь будет лишь спокойное и бестрепетное принятие своей судьбы. Новый виток жизни, новый круг судеб сведет тогда всех их троих снова. Но сейчас они ничего не знали. Сейчас Сколкз Крылатый Сокол встал и ушел.

– Ты никогда не сможешь стать хорошим воином, Маленький Сын Волка, если всегда будешь таким великодушным, как сегодня. Воину нужны ярость и беспощадность, – уничтожающе и презрительно бросил он Натаниэлю через плечо.

Он ушел, и Лэйс посмотрел теперь на Текамсеха. Текамсех понял, что со всей своей кажущейся беспристрастностью и справедливостью воина дакота, он, наверное, все это время просто ждал вот этого взгляда, в котором наконец уже не было горькой обиды на своего друга и жестокого отчаяния на все остальное…

– Не держи на меня тяжести на своем сердце за мои слова, мой младший брат, – заметил индеец. – Но я не хочу никаких кровей между своими друзьями, хотя бы сами они и ненавидели друг друга. Я должен был удержать тебя.

– Да и ладно, Текамсех, – как-то совсем просто и устало прозвучал сейчас голос Натаниэля.

Он смотрел уже на реку. Ясная прозрачная вода преломлялась на солнце и была кристально чиста в своей глубине. «Достойное по делам моим приемлю…» Вот ведь и все.

Натаниэль вздохнул и улегся в траву. Зеленые стебли опрокинулись в синее небо. Синее, синее, пронзительное, как бывает вдруг случайная печаль. Он молчал. Как будет молчать когда-то потом. Как будет молчать всегда. А впереди будут Север и Юг, будет Миннесота, осуждение и приговор на гибель, ни за что, просто за капитанские погоны и серо-голубые глаза, зеленая-зеленая трава и синяя небо, и неначатое, и недоконченное покаяние… Когда яркая листва сияет в солнечном свете, и предрешена судьба. Когда стоит перед своей гибелью совсем мальчишка, стойкий и полный силы. Когда зеленая трава и синее небо, и жестокая печаль, но откуда-то оттуда, из детства понятая истина кладет печать на сердце, на уста и мысли: «Достойное по делам моим приемлю…»