Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий - стр. 3
Но говорил Уильям не о происходившем непосредственно теперь. Просто сам был такой же. Неизвестная, незнаемая и никогда ведь не встречаемая посреди всех его друзей или знакомых эта вера. Православная вера.
– Вот так мы, оказывается, ничего не знаем друг о друге, – сказал он.
Джеймс Грейсли заметил тихо и серьезно:
– Яко с нами Бог6…
А потом Джейми уже снова превратился в прежнего беззаботного и улыбчивого капитана.
– Пойдемте спустимся к воде, – позвал он своих товарищей. —Там вчера плескалась большая рыба, может, она и сегодня там плавает.
Последние лучи закатного солнца падали на берег, ярким золотом сверкала в этом свете прибрежная трава, яркое золото заливало фигуры троих северян, спускавшихся с речного откоса. Светлоголовые, крепкие, молодые, они были под стать один другому, и даже в характерах, делавшими их такими разными на посторонний взгляд, их отличало друг от друга скорее только то, какие черты в них лежали ближе к поверхности, чем глубинная сущность души. Например, самый младший, живой, непосредственный, открытый Джеймс Грейсли; великодушный и обязательный ко всему и во всем Уильям Вингстон; Натаниэль Лэйс, всегда спокойный, сдержанный и немногословный.
Пройдет время, и у каждого из них окажется свой собственный путь. Джеймс так и останется армейским офицером в Вашингтоне, простым, честным и стойким человеком; Уильям, как и всегда, будет стараться просто забыть и не вспоминать лишний раз свой незаконченный Гарвард, и, наверное, у него это все-таки однажды получится; Натаниэль Лэйс при расформировании полков окажется на Дальнем Западе в прериях Миннесоты, где шелестят на ветру бизоновы травы горечью и величием стойкости…
А пока был великолепный вечер с алым закатом на всё небо, и Джеймс утверждал, что смог бы поймать эту рыбину одними руками, он сто раз проделывал это мальчишкой, главное, чтобы поблизости не оказалось речной черепахи, потому что они очень сильно кусаются и как-то одна такая черепаха укусила его друга. Натаниэль с Уильямом не собирались оспаривать его славу, они просто смотрели на эту рыбу и на спускающиеся сумерки, и тишина вступала в душу…
Но стояло лето 1862 года, и не одна лишь только вечерняя свежесть тронула холодком вдруг сердца. Они носили синюю форму и капитанские погоны в этой стране, в которой не было мира, Север ли Юг, виноват ли кто или прав, но всяким днем и всяким часом просто своя стойкость да своя доблесть. Если даже и не будет на них уже и никаких сил. Но на это всё они втроем и носили эти капитанские погоны. А еще они ведь носили на груди свои православные нательные крестики. На любые обстоятельства и судьбы…