И все мы будем счастливы - стр. 23
– Чудо какое! – шепнула Кира мужу. – Тебе нравится?
Он кивнул. Слава богу, сговорились и отдали десятку за первый месяц. Хозяйка дала указания: попросила не топить камин и, отдавая ключи, строго сказала:
– Надеюсь, все будет хорошо!
Они поспешили ее успокоить.
Решили остаться ночевать сразу, в тот же вечер. Им не терпелось поскорее обустроиться в «своем гнездышке», а уж рано утром поехать к Зяблику за вещами.
И этой ночью было снова одно сплошное и бесконечное счастье.
– Как благосклонна к нам судьба! – шептала Кира. – Как щедра на подарки!
– Судьба всегда благосклонна к влюбленным, – усмехнулся муж. – Ты разве не знала?
«Влюбленным, – повторила она про себя и добавила: – И очень счастливым. Как бы не сглазить!»
Зима в тот год была суровой и снежной – за одну ночь наметало высокие сугробы, ни пройти, ни проехать. В шесть утра Мишка брал лопату и выходил чистить снег.
Кира пила утренний чай и в окно наблюдала за мужем – здесь, в Жаворонках, он немного поправился, и это невзирая на непривычную физическую работу: почистить снег, наколоть дров для костра, в котором они пекли картошку, сбегать на станцию за хлебом и молоком. Или скорее, так – подрумянился и окреп, подкачал «стариковские» дряблые, как сам говорил, мышцы. «Я же работник умственного труда, все мы такие», – с усмешкой говорил он. По утрам взялся обтираться у крыльца снегом – и его вопли разносились по всей округе.
Расчистив дорожку, он шел провожать Киру до станции. Шли они молча, взявшись за руки и любуясь красотой зимнего леса и чистотой белоснежного, девственного снега, глубоко вдыхая голубой и прозрачный воздух.
В ожидании электрички на перроне Мишка согревал ее озябшие руки и тер красные румяные щеки:
– Матрешка! – смеялся он. – Ну ты просто матрешка, Кирюшка! Такая краснощекая и глупоглазая кукла с кучей секретов внутри.
– Какие секреты, о чем ты? Какие у меня секреты?
Кира садилась в электричку и махала ему рукой. Почему-то сжималось сердце. Муж, самый дорогой, любимый и близкий ей человек, стоял на перроне – худой, сутулый, в нахлобученной по самые глаза старой кроличьей шапке, в тощей куртяшке, под которую уж точно требовалось поддевать парочку старых шерстяных свитеров, в чужих валенках и рукавицах, позаимствованных без всякого, разумеется, спроса у хозяйки, с заиндевелой бородой и бровями. Почему? Что было такого в этой картинке, почему у нее до боли сжималось сердце и накрывала тоска? Все же нормально? Они наконец вместе, и все неприятности, кажется, позади. У них есть свой дом, в конце концов, пусть временный. Живут они по-прежнему в большой любви, нежности, страсти, если хотите, и уж точно – в понимании. У них так все хорошо, что даже становится страшно.