И тогда я поняла. 95 честных историй о жизни как она есть - стр. 19

Его дрожащие пальцы перебирали струны и били по гитаре, его голос становился все громче и громче, потому что иначе бы я не услышала сквозь плачь эти сказки. Так мы сидели на полу еще час. Я выла и ревела, а он рассказывал на ходу сочиненные сказки. Через час я решила, что это закончилось и можно спать. Я вытерла слезы, злобно глянула на растерявшегося хозяина квартиры и легла в самый дальний угол комнаты.

Но это был не конец.

– Ты давно исповедовалась? – раздался хриплый голос.

– Только что.

– Тебе надо очистить душу от греха.

– Ну пиздец.

Вот так в 4 утра комната наполнилась молитвами. Не хватало запаха ладана и церковных свечей, хотя, останься я еще на один день, он бы устроил мне и это. Через час молитвы утихли. Он снова попытался меня уломать на что-то большее, чем я могла ему дать. В ход шли все способы манипуляции. И тяжелые болезни, и рассказы про то, как ему сложно найти девочку для любви (потому что все низкие и тощие, а ему неудобно – не спрашивайте), смерть родственников, обещание заплатить, снова сказки под гитару. Мы говорили, говорили, говорили, а потом все снова скатывалось в просьбы переспать. Я не могла никуда уйти. Наружность Москвы пугала меня больше, чем этот парень. Но еще через час я все-таки ушла «гулять». И тогда, стоя посреди пустой улицы, я поняла, что это хуйня какая-то, а в животе у меня не бабочки, а несварение из-за гаспачо за 3000 р. Я звоню ему и прошу вынести мои вещи.

Хрущевки. Светает. Я стою одна среди каменных джунглей, закрыв глаза.

– Пойдем в лес, – послышалось за моей спиной спустя пятнадцать минут.

– Нет, – я повернулась и увидела этого сумасшедшего в своих штанах.

– Там классно.

– Нет.

– Подаришь штаны?

– Нет.

Он снял их с себя и протянул.

– Пока, – парень сбросил с плеч мой рюкзак, развернулся и совершенно голый пошел куда-то в глубь дворов. Я смотрела на его уменьшающуюся фигуру и охуевала. Он уже давно исчез из поля зрения, а я все стояла и почти не моргала. И вот тогда я поняла, что не все, кто тебя нежно касается и смотрит в глаза, хотят любить тебя чистой и настоящей любовью. Мне было 18 лет. Я думала, что урок пройден, и уехала в Питер, а Питер, знаете… Это всегда странные бабочки в животе. Ну, в общем, все повторилось. Я ничего не поняла.

Стук колес поезда и мелькающий пейзаж за окном действуют успокаивающе. Дорога всегда заботится об идущем, и мое сердце она пеленает и укутывает теплом.

Я смотрю в окно, где заснеженные деревья постепенно сменяются осенней моросью и слякотью. Моя память возвращает меня в точку невозврата, в момент, определивший всю дальнейшую жизнь.