И создал из ребра я новый мир - стр. 20
– Уболтай их, Кевинью, – кричал и кричал он на Раса. Один этот безумный грай Рас и слышал после того, как узнал фамилию того крикливого парня – Дэвис по прозвищу Зазывала.
Пижон прибыл из Маунтин-Хоум в сверкающем черном «купе» со стопкой пресс-альбомов и картиной к показу. Он мотался из города в город: «передвижное шоу» – так он величал эти разъезды.
– Может, люди в Литчфилде и не видят выгоды в том, чтобы свои кровно поднятые пенни тратить на всякие мелодрамы или оскомину набившие приключения в джунглях, – сказал он. – Но я могу дать им что-то такое, чего они никогда не видели, и вы, черт побери, должны мне помочь, Кевинью. Продайте им билеты так, чтоб отказаться никто не смог. Действуйте жестко, Кевинью, и у вас потом мошонка подожмется, как только на выручку глянете – пардоньте за мою латынь.
Рас Кевинью поначалу сомневался: кричащие заголовки пресс-альбомов ему были не очень по душе, хотя он даже внутрь не заглядывал. И куда больше его смутило то, как шумный маленький незнакомец все преподносил: с таким гонором и напором, будто сделка заключена и чернила высохли. Какой-то проходимец, а ни капли не стесняется указывать ему, Расу, как бизнес вести, словно он здесь владелец. Потом, конечно, все бумаги были подписаны, и чернила взаправду высохли. Все охи и вздохи Теодоры по поводу того, насколько безнравственный сюжет у киношки Дэвиса, до него, Раса, не дойдут. Великий Боже, циркулярная пила, а не женщина! Что-то я сомневаюсь, Рассел. Как-то это все неправильно, Рассел. Преподобному Шеннону это не понравится, Рассел. Вот ведь церковная подкаблучница. На условия Дэвиса Рас был согласен хотя бы ради того, чтобы проучить несносную кошелку.
И дело пошло-поехало. Недельный ограниченный показ, три сеанса в день в самом большом зале «Дворца»: женщины и девушки из средней школы – в два часа, мужчины и юноши – в семь, и не особо оправданный десегрегированный девятичасовой сеанс для тех, у кого за вход наскребется полдоллара (это в сравнении с тридцатью пятью центами еще в прошлом марте). Завтра, в два часа, – премьерный показ.
Смело! Шокирующе!
Жизненно Важно!
Взгляните Правде в Глаза!
ЭТОТ ФИЛЬМ ВЫ НЕ ЗАБУДЕТЕ!
Посередине листовки, словно слишком тугой ремень, красовался вопрос:
НЕУЖТО ТАК ПОРОЧНА НЫНЕШНЯЯ МОЛОДЕЖЬ?
– Кому какое дело? – вслух спросил Рас. – Раз платят – пусть живут.
Тут ему вспомнилась Нэнси Кэмпбелл, маленькая блондиночка с привлекательными ямочками на пухлых щеках, чьи старики прогнали ее из дому прошлой зимой, когда ее дотоле плоский живот подозрительно вздулся. Насколько Рас знал, никто не задавался, по крайней мере вслух, вопросом о степени порочности Нэнси. Никто о ней вообще словом не обмолвился – Нэнси стала забытым призраком страшной распущенности, присущей только большим городам, но не тихому славному Литчфилду. Рас задумался, не поворошить ли былое: произнести имя гулящей девицы вслух и вспомнить ее грехопадение во имя укрепления духа, моральной стойкости и толщины кармана.