И солнце взойдет. Возрождение - стр. 30
– Тебя будто больше ничего не волнует. Лишь удовлетворение собственного любопытства и скука. Но это люди, Тони. И они пока не лабораторный эксперимент, а живые!
– Что с того? Каждая операция в чём-то экзамен. Даже мышам приходится жертвовать собой во имя науки. Жизнью больше… жизнью меньше. Человечество не заметит.
– Перестань! – неожиданно выдохнула Рене.
Она истерично вцепилась в каменную кладку старого бастиона, пока жадно хватала ртом ледяной воздух с залива. Выброшенная игрушка полетела куда-то во мрак, но никто не обратил на неё внимания. Уж точно не Рене, чьи лёгкие уже горели от холода, но зато с каждым вздохом воспоминание о вывалившихся на грязный пол кишках становилось если не глуше, то хотя бы не столь одуряюще ярким. Она не знала, что взбесило больше – снисходительный тон или полное нежелание Энтони вникнуть в подоплёку чужих поступков, но даже слышать нечто подобное казалось для Рене предательством выпестованных болезненных идеалов.
– Возможно, космосу плевать на потерю одного-единственного человека, но мир не состоит лишь из глобального. Есть ведь и личное. И для кого-то эта смерть – конец. Больше не будет мечтаний, любви, целой реальности! И мы не можем относиться к нашему делу так, будто это конвейер бездушных случаев.
– В тебе пока бурлит беспричинный энтузиазм. – Энтони снисходительно улыбнулся, а Рене вдруг захотелось швырнуть в него намертво вбитым в камень пушечным ядром. – Пустой оптимизм. Возможно, на нём ты протянешь чуть дольше, чем несколько лет, но взрослеть тебе всё же придётся…
– Хватит! – вдруг выкрикнула она. И – чудо! – Энтони резко замолчал. – Хватит думать, будто я малолетняя дура. Хватит меня поучать! Только и слышу: взрослей, ребёнок, наивность. Хватит! Ты же ничего не знаешь! Ничего совершенно, чтобы раздавать советы, какие мне принимать решения, что считать и чем руководствоваться. Я понимаю, вам весело. О, вот она – милая маленькая девочка – над ней ведь можно так хорошо посмеяться. Восторженная глупышка, у которой в голове лишь романтика да альтруизм. Чем не прекрасный объект для шуток и наставительных разговоров. Но всё немного иначе. Я не просто…
– Серьёзно? – вдруг прервал её Тони. – Вот как ты обо мне думаешь?
– А ты только что дал мне повод думать иначе? Да, мне двадцать четыре, и опыта едва ли хватит на страницу больничного резюме…
– Достаточно, можешь не продолжать.
– Знаешь, почему я решила стать врачом? – Она резко повернулась и уставилась в лицо замершего поодаль Тони. – В четырнадцать лет я была балериной. Глупой танцовщицей, что крутила свои фуэте да приседала плие. Не самая лёгкая, но прекрасная жизнь, где каждое лето перед глазами синело море, под ногами простиралась любимая сцена, а в ушах играла лучшая музыка. Но потом моей подруге вспороли живот. Просто так! Прямо у меня на глазах. И я ничего не могла сделать. Представляешь? Ничего! Дочь хирургов, внучка главы «Красного Креста» не знала даже, как остановить долбаное кровотечение!