И солнце взойдет. Возрождение - стр. 26
– Нет, Рене. Для меня всё осталось по-прежнему.
Слова оказались сказаны, но смысл ещё какое-то время ускользал от уставшего мозга. И только когда Рене всё же собрала всё в единое целое, из груди вырвался прерывистый вздох. О, Тони…
Она опустила руки на широкие напряжённые плечи, а потом едва ощутимо их сжала. Им надо поговорить! Просто необходимо обсудить это и ещё много всего, потому что продолжать так дальше нельзя. Бесконечно держаться за тайны не выйдет. Но чтобы разговорить Тони, потребуется всё возможное чудо. Нечто такое, что поможет начать самый тяжёлый в жизни Рене разговор. Целый воз рождественского волшебства.
– Ты уже был на Пти-Шамплейн?
Главная туристическая достопримечательность Квебека напоминала картинку с открытки. В духе колониальности, с обветшалыми, на первый взгляд, домиками, она весело светилась миллионами гирлянд и рождественских огоньков. Будучи некогда главным ремесленным центром, Пти-Шамплейн порядком поизносилась, но стойко держалась благодаря бесчисленным маленьким кафе и магазинам с канадскими сувенирами. Это была не улица, а самая настоящая сказка. Островок Старой Европы за тысячи километров от Франции. Он утопал в венках из остролиста и белых хрустящих сугробах. Здесь на каменных или отштукатуренных стенах висели ещё газовые фонари, а на второй этаж вели винтовые лестницы. Пти-Шамплейн была самим Рождеством со своим никогда не убранным снегом и мультяшно-волшебным Шато-Фронтенак, который то и дело выглядывал чередой подсвеченных башенок.
Они приехали сюда на машине. На той самой твари, которую в ближайшие годы вряд ли забудут в Квебеке. И хотя Рене предпочла бы никогда туда не садиться, но в университете, так и не удостоив её ответом, Энтони просто направился к выходу. А потому Рене лишь оставалось пойти за ним следом и сесть в горевший алой подсветкой салон. Молчали оба. Пока пристёгивались, пока прогревался двигатель, пока неслись по узким улочкам. Рене иррационально боялась прикоснуться к машине, даже дышать в ней становилось с каждой минутой сложнее, будто та так и горела желанием убить. И совершенно неважно кого – хозяина или его пассажира. Она виляла на заснеженных поворотах, опасно скользила по столетней брусчатке и едва не задевала широким боком фрески на гладко отштукатуренных стенах. Тони лениво придерживал руль двумя пальцами левой руки, а Рене хотелось зажмуриться. Может быть, уже хватит глупого риска? Но яркие отблески светившейся кобры плясали по тёмным окнам витрин закрытых в канун Рождества магазинов.
В напряжённо гудевшей тишине салона стало вдруг отчётливо ясно, что одного дерзкого желания начать разговор слишком мало. Оказывается, для решимости открыть рот и сказать первое слово надо чуть больше, чем юношеский максимализм. Так что Рене молчала, комкала манжеты свитера и искала малейший предлог, а тот не находился удручающе долго.