И шарик вернется… - стр. 19

Однажды Шура не выдержала и поехала к отцу. Ждала его у проходной больницы. Бросилась к нему и, плача, умоляла забрать к себе. Отец отводил глаза, гладил ее по голове и объяснял, что это категорически невозможно. Во-первых, у него однокомнатная квартира, и та принадлежит его жене. У жены трехлетний ребенок. Во-вторых, жена беременна вторым. Короче говоря, совершенно нет никакой возможности. Шура плакала и говорила, что жить так больше невозможно, что она что-нибудь с собой сделает или уйдет из дома, что, в конце концов, он – врач, и надо попробовать, хотя бы попробовать, лечить мать. Шура почти кричала, а отец смущенно оглядывался по сторонам и молчал. Молчал, и это было самое страшное. А потом сказал, что женский алкоголизм неизлечим, тем более такой стремительный. Да и потом, куда ее отдать? В ЛТП? Так там вообще кромешный ужас. Санитары привязывают больных к кровати и избивают.

Отец вздохнул, закурил и сказал:

– Ты же не можешь ее бросить!

– Но ты же мог! – сказала Шура, развернулась и пошла прочь.

Отец ее не окликнул.

Кроме школы и, конечно, любимых подруг, Тане было бесконечно жаль уезжать из родного двора. Двор обожали все. Он был и вправду чудесный. Впрочем, в Москве тогда еще были дворы.

Дом, серьезный, кирпичный, как в народе говорили «сталинский», находился в начале большого проспекта, но жителей суета проезжей части, тогда, впрочем, еще вполне терпимая, и вовсе не касалась. На проспект выходила та часть дома, в которой был расположен проектный институт, а все квартиры располагались в переулке, тихом, зеленом, где почти не было машин. Дом стоял полукругом, буквой С. Вход, он же и въезд, был роскошным: огромные, метров десять в высоту, резные чугунные ворота – точная копия ворот в Парке культуры и отдыха. Первые этажи дома заселены не были – в них располагались различные службы: жилищная контора, сберкасса, парикмахерская, ремонт обуви и булочная, в которой продавались еще теплые бублики, сайки и калорийные булочки с изюмом по десять копеек – румяные, с блестящей коричневой корочкой, посыпанной орешками. Гуляя во дворе, девчонки обязательно забегали в булочную – десять копеек находились почти всегда. Ну а там уж раздолье: кому бублик, кому калач, а кому сладкую булочку.

Внутри двор был отгорожен от проезжей части низкой, тоже чугунной, затейливо резной, крашенной в яркий зеленый цвет оградой. Машин было наперечет – буквально у нескольких семей, так что по проезжей части спокойно фланировали мамочки с колясками. Во дворе стояли лавочки – деревянные, со спинками, на массивных чугунных «лапах». На лавочках сидели старушки и молодежь, в песочницах и на качелях развлекалась малышня. Дворники активно и любовно озеленяли двор – по всему периметру были клумбы с астрами, календулой и даже с флоксами.