И розы, алые, как кровь / Blood Red Rose - стр. 10

МОРРИС. У Россетти три вола? Ты уверена?

ДЖЕЙН. Я их видела. В его саду. Большие такие. Они ели петуньи. У него есть и коровы.

МОРРИС. Ах, ты про этих волов.

ДЖЕЙН. Да. Я же так и сказала. Со всеми этим животными я склонна думать, что Габриэль вот-тот приступит к строительству ковчега. Как думаешь, может, он знает что-то такое, неизвестное никому?

МОРРИС. Это правда, Россетти. По твоему саду бегает много экзотических и, возможно, опасных животных.

РОССЕТТИ. Я держу их ради компании. Но ночам мне так одиноко. Джейн нравится гладить моего вомбата. Я точно знаю, что вомбаты – самые интеллектуальные из всех животных. И куда забралась эта чертова черепаха? Где ты, Зено? Где? Можно подумать, что черепаха далеко не уйдет. Но эта просто маньяк какой-то.

МОРРИС. Белый бык отливает в купальню для птиц.

РОССЕТТИ. Да, но до чего он великолепен.

МОРРИС. Я вижу, он очень много пьет.

РОССЕТТИ. Берет с меня пример.

ДЖЕЙН. И не только в этом.

РОССЕТТИ. Однажды он чуть не убил бедного Суинбёрна. Думаю, поэтому я его и держу. Но он просто стравливал пар. По большей части он совершенно безвредный. Бык – не Суинбёрн. Суинбёрн опасный. Я купил его из-за тебя, Джейн.

ДЖЕЙН. Благодарю тебя за заботу, но я вполне довольна своим мужем.

МОРРИС. Благодарю, дорогая.

РОССЕТТИ. Посмотри в его глаза. Это твои глаза.

ДЖЕЙН. Ты говоришь мне, что у меня глаза быка?

РОССЕТТИ. Нет, я говорю тебе, что у быка твои глаза. Я купил его, чтобы смотреть в твои глаза, когда тебя нет рядом со мной. Надеюсь, ты не возражаешь, Вилли. Это просто вопрос эстетической стимуляции.

МОРРИС. Я лишь надеюсь, что ты не пытался заняться с ним любовью. В смысле, с быком.

РОССЕТТИ. Нет, мы просто хорошие друзья. Ведем долгие разговоры.

МОРРИС. Правда? И о чем вы говорите?

СУИНБЁРН (входит, какой-то взъерошенный). Дерьмо!

МОРРИС. Пожалуйста, Алджи. Здесь дама.

ДЖЕЙН (оглядывается). Правда? Где?

РОССЕТТИ. Он говорит о тебе, Джейн.

ДЖЕЙН. Мой муж – утопический социалист, поэтому с дерьмом я более чем знакома.

РОССЕТТИ. Это ты про запах?

СУИНБЁРН. Я опять наступил на бычью лепешку.

РОССЕТТИ. Ты – писатель. Должен к этому привыкать. Но я думаю, причина не в этом. Вилли, ты что-нибудь знаешь о павлинах? Мой не желает со мной общаться.

СУИНБЁРН. Это настораживает.

РОССЕТТИ. Он прячется под диваном.

МОРРИС. Под твоим диваном павлин?

РОССЕТТИ. Я купил его не так и давно, великолепный экземпляр, но он почему-то ко мне не проникся. Не знаю, почему. Когда я попытался его погладить, это неблагодарное животное метнулось под диван и принялось издавать самые мерзкие звуки. Не слышал ничего подобного с тех пор, как у моей индонезийской свинки случилась течка. Однажды леди Рэнли села на диван, так это эта негодная тварь заорала прямо под ней. Нам потребовалось два часа и чуть ли не целая бутылка джина, чтобы хоть как-то успокоить ее. Она решила, что это ее анус вдруг начал общаться с ней на каком-то птичьем языке. Она устроила целое представление, когда прибыла полиция, и мне пришлось потратить еще одну бутылку, чтобы убедить полисменов, что не пытался я изнасиловать бедную женщину, хотя, если честно, такая мысль у меня возникала.