И как ей это удается? - стр. 43

Прокурор поворачивается к судье, на его длинном бледном лице кривая ухмылка.

– Я прошу суд отметить, что подсудимая скорее солжет, чем поставит себя в неловкое положение.

Женщина отчаянно мотает головой.

– Нет, нет, нет! – с мольбой обращается она к судье. – Это нечестно. Дело не в неловкости, нет! Мне трудно описать это чувство. Оно похоже на стыд, глубокий, животный стыд. Послушайте, я точно знаю, что Ричард – это мой муж, – Ричард представления не имеет, любит Эмили брокколи или нет, но для отца это нормально. А матери не знать что-то о своих детях – противоестественно…

– Именно, – говорит судья и царапает в блокноте слова «противоестественно» и «мать».

– Уверяю вас, – быстро добавляет женщина, явно опасаясь, что и так сказала слишком много, – уверяю вас, что я не хочу избаловать своих детей.

И она умолкает. Задумывается.

Она хочет избаловать детей. Хочет больше всего на свете. Ей необходимо знать, что хотя бы в малости она возмещает им свое отсутствие. Она мечтает, чтобы Эмили и Бен имели все, чего была лишена их мама. Но об этом не скажешь судье, присяжным, прокурору. Им не понять, каково первоклашке в первый школьный день оказаться единственным ребенком в одежде не того оттенка, потому что твой мышиный комплект мама купила в соседнем универмаге, а на всех остальных – серебристая форма из «Уайетт и Мур». Женщина видит, что ее обвинителям неведомо ощущение нищеты.

Но опыт подсказывает, что мужчины должны оценить разумный подход. Прочистив горло, она произносит по возможности ровным, бесстрастным тоном:

– Какой смысл так много работать, если не можешь купить своим детям то, что приносит им радость?

Судья бросает на нее взгляд поверх полукружий линз:

– Миссис Шетток, мы не намерены вдаваться в философские дискуссии.

– А может, и стоило бы, – возражает женщина, безжалостно расчесывая кожу за правым ухом. – Понятие хорошей матери включает в себя куда больше, чем глубокие познания в области детских овощных предпочтений.

– Тишина! – гаркает председатель. – Тишина в суде! Вызываю Ричарда Шеттока.

Только не это! Боже, пожалуйста, не дай им вызвать Ричарда. Не станет же Ричард свидетельствовать против меня? Ведь не станет, нет?

Понедельник, 05.57

– И-и-и-и-и открылись, и-и-и-и-и закрылись. Ра-аз – открылись, два – закрылись.

Я стою посреди гостиной, ноги врозь, руки над головой. В каждой руке по мягкому мячу – такое ощущение, будто держишь голову гигантского осьминога. Мне велено описывать руками круги в воздухе, ни в коем случае не роняя мячей.

Приказ отдан чудаковатой оптимистичной особой лет пятидесяти, с булыжником горного хрусталя на шее. В свободное время эта оригиналка, должно быть, устраивает шествия в защиту тех тварей, которых нормальные люди с удовольствием передавили бы, – крыс, летучих мышей, скунсов. Фэй – мой персональный тренер, призванный помочь в осуществлении новогодней программы физического развития и релаксации. Тренершу мне прислали из «Академии здоровья и фитнеса». Удовольствие не из дешевых, но я рассчитываю сэкономить на одежде, вернувшись в свои добеременные формы. В любом случае занятия с Фэй обойдутся дешевле, чем абонемент в фитнес-зал, на который мне вряд ли удастся выкроить время.