И как ей это удается? - стр. 32

Иней так густо прихватил деревенский луг, что трава стала мелодичной: мы прозвякиваем, протренькиваем весь путь от старой мельницы Шеттоков до норманнской церквушки. Внутри тесно, скамейки заняты, воздух спертый, влажный, винный. Пьяницы, появляющиеся в церкви раз в году, должны бы вызывать праведное возмущение у добродетельных прихожан, но я сейчас всех их люблю. Даже завидую неуклюжим стараниям алкашей вести себя смирно, их хмельной радости от того, что дошли сюда, в поисках тепла, света, капельки доброты.

Я держусь. Честное слово, держусь – до тех самых слов из «О, Вифлеем!», на которых мои руки сами тянутся к глазам: «Молчаливые звезды охраняют Твой сон».

Деревня Ротли, Йоркшир. 05.37

За окнами еще темно. Дети, Ричард и я сплелись на кровати четырехголовым осьминогом. Эмили, вне себя от рождественской горячки, рьяно сдирает обертки с подарков, Бен развлекается шуршащими обрывками. Я дарю Ричарду пакет сушеной оленины, две пары шведских нос ков (цвета овсянки), пятидневный абонемент на дегустацию бургундского и «Как стать идеальной домохозяйкой» (шутка). Чуть позже Барбара с Доналдом подарят мне цветастый клеенчатый фартук и «Как стать идеальной домохозяйкой» (не-шутка!).

Ричард вручает мне:

1. Французское нижнее белье «Провокатор»: красный лифчик с выпуклыми черными шелковыми горошинами и до середины обрезанными чашечками, поверх краев которых соски будут торчать, как головы средневековых воинов над крепостной стеной. В комплект входит также намек на трусики с резинками для чулок и отделкой из рыболовной сетки.

2. Карточку члена кредитного фонда.

Оба подарка подпадают под мое определение «БЛО»: «Будьте Любезны Обменять». Эмили дарит потрясающий дорожный будильник с записью ее собственного голоса вместо звонка: «Вставай, мамуля! Вставай, соня-засоня!»

От нас Эмили получает хомячка (женского пола, но названного Иисусом), велосипед для Барби, кукольный домик, робота-собачку с пультом управления и еще кучу всякого пластмассового, абсолютно ненужного ей барахла. Эмили тащится от Барби-миротворицы из сувенирного киоска стокгольмского аэропорта до тех пор, пока не открывает подарок Полы: писающую Барби, на которую я наложила категорический запрет.

С риском нарваться на истерику мы все-таки смогли унести основную часть подарков наверх нераспакованными, чтобы избавить деда с бабушкой от возмутительного зрелища столичного транжирства («Швыряете деньги на ветер!») и уродования юного поколения («В наше время счастьем было получить куклу с фарфоровой головой и апельсин!»).