И горы смотрят сверху - стр. 21
После еды пошли спать.
На следующее утро Ханох проснулся необычайно поздно. Умылся, сгрыз кусок старой лепешки, прошелся вокруг дома, оглядев скромное «хозяйство» брата. Тот ловко орудовал в своей мастерской, и глина под его мокрыми руками приобретала плавные, округлые очертания, похожие на женское тело. Ханох даже смутился от своих мыслей. В темном, жарком, душном и пыльном чулане, как всегда, стояла одна из дочерей. Ханох кивнул приветственно племяннице – и, к своей радости, вместо злобной Леи увидел кроткую Хану. Та, заметив его, затрепетала и покрылась алым румянцем.
– Шолейм, – поздоровался он. Она что-то пролепетала в ответ. Ханох взял в руки чашку, повертел ее.
Тебе нравится здесь? – спросил он, чтобы что-то спросить.
– Да, – ответила она так же тихо.
Он взял горшок, снова покрутил его. Тот был неровным, по краям то и дело попадались зазубрины, а пересушенная глина осыпалась с боков.
– Халтура, – сказал Ханох и бросил горшок оземь. Тот разбился с треском.
– Ах! – вскричала Хана, и тут же на шум прибежал Авром.
– О, за что мне такое несчастье! – закричал он, и самые безобразные проклятия посыпались из его рта.
– Я куплю этот горшок, – сказал Ханох, – а ты не подсовывай людям дерьмо.
– Ах так! – завопил Авром. – Ты жену свою учить будешь, а не меня! И спроси у нее, почему она детей тебе не родила? А?! Может, у тебя не работает что?
Ханох плюнул и вышел из дома. Он был взбешен. Его неудачная женитьба, его одиночество преследовали его, а общение с братом всегда заканчивалось ссорой. Так было с детства. Оба были с норовом, и, сталкиваясь, каждый стоял на своем, не желая уступать. Авром, яростный, порывистый, на выражения не скупился, в то время как Ханох, замкнутый и упрямый, не терпел оскорблений. Нужно было срочно уезжать. Только волов новых и выносливых купить да кибитку починить – и в путь, не теряя ни минуты.
Вдруг сзади он услышал шаги.
– Дядя! – окликнул его тонкий голосок. – Подождите!
Он остановился. Хана подбежала, запыхавшись.
– Не обижайтесь. Он хороший, только несчастный очень. И все мы тут… несчастные.
Он взглянул на нее – на пронзительные темные глаза и чуть алеющие щечки… Она была невыносимо мила.
– Ты тоже несчастна? – спросил он.
– И я, – прошептала она.
– Пойдем, – позвал он.
Они ушли в лес и долго гуляли, собирая шишки, желуди, засохшие листья. Он рассказывал ей армейские истории, она с замиранием сердца слушала. Смеялись, шутили, баловались. Наконец устали.
Они сели в прохладной тени. Хана была очаровательна: порозовевшая от воздуха и возбуждения, с белыми маленькими зубками, посверкивавшими на свету, с крошечной грудью и тонкой талией. Она сняла разношенные сестрами туфли, и среди зелени мелькнули ее белые ножки. Она сосала ягодку земляники, найденную тут же, в кустах, и капельки красного сока блестели на ее губах.