И был им сон… - стр. 18

Впрочем, насчет неформального статуса этой троицы Егор мог и ошибаться, но это вряд ли, все же восемь лет школьных коридоров – это опыт, основанный исключительно на практике. И его наметанный глаз редко подводил в таких вопросах. Думаю, это подтвердил бы не только он, но и любой школьник, понаблюдавший за тремя подружками какое-то время.

Вот и сейчас все три девчонки были в джинсе, и это в конце семидесятых в их захолустье тоже ясно указывало на вполне определенный статус. Все же джинсы у них мог позволить себе даже далеко не каждый взрослый, не то что школьник. У Егора, например, их не было. И у Вована тоже. И ни у кого в их классе. Вот в параллельном у знакомого джинсы имелись, но у него родители – какие-то шишки и бабушка – пенсионер союзного значения. И так было не только потому, что джинсы не продавали в магазинах, в этом как раз ничего странного. В магазинах много чего тогда не было – время всеобщего дефицита, но кому надо, находили все, что нужно. Те же джинсы, к примеру, можно было купить у фарцовщиков, вот только стоили они у них очень дорого – в районе двух сотен полноценных советских рубликов. И это при средней зарплате по стране в сто двадцать рэ! Поэтому джинсы в СССР того времени были мечтой каждого подростка, а любой обладатель шмотки из денима только одним этим фактом мгновенно поднимал свой престиж в глазах окружающих. Лишь во второй половине восьмидесятых с этим вопросом стало чуть получше.

Что ж, Егор не ошибся, эта троица – явные лидеры. Две девчонки в потертых по моде штанах, а Ольга в джинсовой юбке выше колена. Да, это был период уже уходящей моды на мини – хорошее время, красивое. По крайней мере, никто из друзей Егора против этой моды не имел абсолютно никаких возражений. Говорят, в Москве она уже совсем ушла, передав эстафету миди и макси, но у них здесь все было еще по-старому: длинные волосы у парней, брюки клеш и мини-юбки у девчонок… Невольно взгляд Егора задержался на стройных Олиных ножках, обтянутых черными колготками. Ничего так ножки, то, что надо! Титаническим усилием воли он заставил себя отвести взгляд в сторону, но глаза, жившие своей жизнью, снова соскальзывали туда, куда им так хотелось смотреть, стоило Егору чуть ослабить контроль. Не глядеть на красивые девичьи ножки для мужчины – это все равно, что не думать о желтой обезьяне из «Повести о Ходже Насреддине» Леонида Соловьева, перечитывая которую Егор неизменно хохотал до колик в животе.

В это же самое время в противоположной стороне зала Ленка с Лариской обсуждали выбор подруги, а сама Оля, делая вид, что ей все безразлично, поддерживала их ехидные смешки, стараясь не показывать, насколько сильно она этим Соколовым увлеклась. А она втюрилась, что называется, по пояс, как стало модно в последнее время в их среде говорить, вместо привычного ранее «по уши». Такое с Олей случилось впервые в жизни. Она, конечно, гуляла с парнями, многие на нее заглядывались, девушкой она была красивой и прекрасно понимала это. А потому пользовалась этим даром природы вовсю, зная где-то внутри, что бабий век недолог, и красота юности, как и сама молодость, не вернется больше никогда. Как говорила лучшая подруга Ленка Герасимова, надо от жизни брать все, пока мы молодые и красивые, потом будет поздно. И Оля была с ней полностью согласна. Она крутила романы и вертела самими парнями как хотела и могла, наслаждаясь их телячьей покорностью. Даже самые крутые из них, те, которых другие боялись, становились с ней шелковыми и выполняли все ее капризы. Это было приятно, ей нравилась такая игра, она тешила самолюбие и позволяла покрасоваться перед менее удачливыми подругами. С Ленкой у них было негласное соревнование: за кем больше парней будет волочиться. Та тоже была очень даже ничего, но при этом на язык гораздо язвительнее Оли, да и смелее, что следует все же признать.