Хвост фюрера. Криминальный роман - стр. 58
После этих слов в машине установилось молчание. Они ехали по улицам вечерней освещённой огнями Риги. Финн их специально вёз, по красивейшим местам, чтобы гости смогли полюбоваться неповторимой красотой его родного города.
– Вот вы скажите мне, можно менять такое великолепие на козлоногие вышки с колючей проволокой и блуждающими прожекторами по всей зоне? – нарушил молчание Финн.
– Каждому своё, – ответил Глеб. – Так было написано на воротах Бухенвальда. Но мы тебя не осуждаем, что ты не такой хромой, как я!
– Какой – же ты хромой Таган? – уважительно произнёс Финн, – хромые это те, которые сегодня подвывают тебе, а завтра твоему врагу. Я же знаю, какой важный гость ко мне заехал и слышал, как ты сук мочил. Ты совсем не хромой, а одноногий, – а это не одно, и тоже. Пострадал, как говорится за идею, к которой я проникся всей душой.
– Проникся, говоришь идеей воровской, а что – же ты тогда отказался короноваться? – спросил Глеб, хотя причину знал и не осуждал его за это. Он хотел ещё раз проверить правдивость его слов, в надежде поймать его хоть на маленькой лжи.
– Ты Таган только что произнёс про ворота Бухенвальда, – эта надпись относится и ко мне. Не каждый может быть вором в законе, но законы воровские чтить порядочным арестантам не возбраняется!
– Красиво сказал! – похвалил его Глеб.
– Родители учили излагать свои мысли чётко и ясно, и к тому же у меня незаконченное высшее образование, – произнёс Финн.
– Это мы уже слышали, – улыбнулся Глеб, – ты мне лучше скажи, как паренька генеральского зовут?
– Зовут его Морис, а фамилия у него не деда, а по отцу, – Каменский, – вспомнил Финн.
– Что шлях папа был? – спросил Феликс.
– Самый, что ни наесть русский, – родом с Москвы, по профессии биолог. Помер бедняга от цирроза печени. Хлюпик он был изрядный, – от мужчины почти ничего не унаследовал. Если его подкрасить, то вылитая женщина будет. И поддавал он горькую последние годы без всякого расписания. Говорят, гипертонией он болел ещё у них. С тестем на ножах жил, да и у жены он не в особом почёте был. Она тоже смазливая бабёнка, я бы сказал больше, красивая! – похожа на оранжерею у нашего дома, но какая – то странная, ходит по улице вроде как ключи потеряла от дома. Вечно одна и всегда задумчивая. А муж у неё злился на весь белый свет, что генерал всё наследство подписал внуку и дочке. Морис, кстати в девять утра покидает квартиру ежедневно, – кроме воскресения, – неожиданно сообщил он. – Завтра можете полюбоваться им, – только сделайте так, чтобы он не знал, что вы мои гости?