Хвост фюрера. Криминальный роман - стр. 42

Пётр сощурил глаза и наморщил лоб. Было видно, что он сосредоточился с мыслью:

– Мне нравится твоя затея, но я не одичаю на этом острове? – спросил он.

– Кончай Петя шебуршить кошёлкой? – Остров это конечно преувеличение. Туда зайти с четырёх сторон можно, но далеко и опасно. Гиблых мест полно. Только одна дорога хорошая, – это мост, который в летнее время охраняется колхозом. А второй мост понтонный, но его часто разводят. Там заказник и земля колхозная, сажают овощи и кукурузу. Переждёшь там трохи, а стряпчим Рижским надо подкинуть версию, чтобы работали в другом направлении.

– Что ты надумал Глеб? – оживился Пётр.

– Есть у меня идейка одна. Надо им срочно отправить депешу, но сбросить конверт в почтовый ящик необходимо в другой области, чтобы не приманить сюда ментов. Ты, как знаешь, войну я закончил в Берлине и повидал там всякого. Некоторые наши командиры из высшего состава дербанили и произведения искусств, и продовольственные склады в Германии. Да и не только это, – мели всё ценное. Я знал одного майора Залыгина, – он крохобор, даже детскую одёжку в одном богатом доме набил целый чемодан. Думаю, твой генерал был подобие этого Залыгина. Хапанул на скоке, какой-нибудь музей или богатый дом вместе со своими подручными и жил всё это время припеваючи. Войны уже нет, считай больше двадцати лет. В кого за это время люди превратились, мы не знаем? Кто – то лучше стал, кто – то хуже? Мы с тобой ворами, к примеру, стали. А в кого превратились те люди, кто был с генералом рядом на фронте, и именно те, с кем был он в Германии? Я думаю, эта мысль стоящая, и они переключаться проверять его фронтовиков и на время тебя забудут. Картины эти я полагаю, принадлежали музею или каким-нибудь знаменитостям. Цвингер мне кажется это музей в Дрездене, – земля, относящая Саксонии? Там хозяйничали больше янки, но русские солдаты на Эльбе с американцами братанулись. Я – то там лично не был, но когда с войны ехал со своим другом Коляном, мне один летёха в эшелоне рассказывал, как пили с ними виски и закусывали «вторым фронтом», – так назывались американские консервы. Конечно, по этому Цвингеру нужны уточнения, возможно, я ошибаюсь? Сам понимаешь, иностранные слова для меня давно не феня. Могу с ними и косяков нарезать. А про твои проблемы я краем уха слышал, но не дёргался напрасно. Ждал от тебя уточнений.

– А ты голова! – потёр руки Пётр, – мне в голову не приходила такая мысль, а ты вот как – то допёр.

– Природу стал любить до невозможности, особенно Волгу, вот с неё и навеяло, – кинул он в реку подвернувшийся камень. – Бывает Пётр, заедешь в какую-нибудь заводь или затон. Ты один на один с водой, удочкой и своими мыслями и больше никого. Такое нашествие порой приходить, что диву даёшься. Чего только не передумаешь в это время. Или беру ночью телогрейку, стелю её у реки и ложусь созерцать рассвет. Свою я жизнь всю пережевал, так, что зубы последние выпали. Жалко в душе, конечно, те потерянные годы, но от воровских идей, я никогда не откажусь, не смотря, что я через день хаваю стерлядь и пью пиво. Я по жизни вор. Вором и умру, но постараюсь ментам не попадаться. Мне по статусу не положено сейчас криминалом заниматься, и ты знаешь почему? Но кое – кого надо урезонить в городе, чтобы не мешались под ногами, – и он рассказал о недавней стычке с Дыбой.