Хвост фюрера. Криминальный роман - стр. 3

Увидав около газона – треугольника тётку, продававшую цветы, – направился к ней. Сунув ей, пять рублей, – продавщица отдала от радости ему все цветы и, схватив корзину, исчезла за зеленью кустарников. С влажными глазами он положил букет перед обелиском, не замечая, что обращает на себя внимание прохожих. После возложения цветов он, молча, постоял минуту под газовой чашей, затем зашагал на свою улицу. Дома своего не узнал, – отыскал по номеру. Калитка была открыта настежь. Поднявшись на крыльцо, он взволнованно дёрнул дверь. В нос ударил запах ситных пирогов и жареного лука с мясом. Натруженные руки старшей сестры Дарьи обвили его шею, – громкие рыдания и слезы радости добавили мокроты на его рубашке. Из сада в дом вбежали уже взрослые племянники – погодки, которых он помнил мальчишками в коротких штанишках.

До сумерек они вчетвером сидели за богатым столом, после чего он, окутанный заботой близких родственников, уснул на белоснежной постели.

Про Глеба Кузьмина – Тагана давно уже забыли, так, как он исчез незаметно из города через месяц после окончания войны и появился только в тысяча шестьдесят пятом году в начале лета.

Посадили его тогда за бандитизм. Так прокурор им с фронтовым другом Николаем Коробовым квалифицировал налёт на мель завод. С трофейным оружием они, напугав сторожа, вывезли со склада на подводе четыре мешка муки. Коробов во время следствия будет застрелен при попытке к бегству, а Глеба приговорят к двадцати годам лишения свободы. Суд не посмотрит на его воинские награды, которые он получил во время Отечественной войны, и никакого снисхождения от вершителей людских судеб не последует. И надо сказать, что ему повезло. За такие преступления в трудные времена для страны до 1947 года приговор был один – расстрел. Именно в этом году расстрельную статью отменили, хотя в 1955 году её обратно вернули в уголовный кодекс.

Вернулся он в новый большой бревенчатый дом, где проживала его старшая сестра Дарья Чашкина с взрослыми сыновьями Русланом и Корнеем – «Везучими». Сама Дарья стала вдовой в конце войны, – её муж Иван погиб, не успев понюхать пороху на поле сражения, хотя похоронки на мужа она не получала. Вместо неё пришло извещение:

«Ваш муж рядовой Чашкин Иван Егорович пропал без вести по пути следования дислокации войск в 1944 году 11 августа. Приказом ГУК (главное управление кадров) от 1.08.1945 исключён из списков Советской Армии…».

В воскрешение мужа она не верила.

Хоть и много случаев было после войны, когда «заживо захоронённые» возвращались домой живыми и невредимыми, но ей всегда казалось, что это счастье не для неё. Она женщина была и не совсем грамотная, но на вещи могла смотреть реально. Нельзя было на неё сказать, что она была конченой пессимисткой, или не любила своего мужа. Нет, – просто эта женщина реально понимала, что когда на эшелон необученных новобранцев сбрасывают увесистые бомбы с двенадцати бомбардировщиков, за штурвалами которых сидят ассы третьего рейха. То шансов остаться в живых, практически нет никаких. Хотя на протяжении пятнадцати лет после войны она для очистки совести писала во все инстанции, чтобы помогли найти мужа.