Хватка - стр. 12
– Понимаю, – натянул фуражку Лопатин, – хочешь, чтобы я пошел к танкам и там покомандовал? Ух, молодец! Вы, значит, будете тут воевать, а я там только из-за брони выглядывать и прохлаждаться в тенечке под яблонькой?
– Не заводись, Саш, – по-дружески хлопнул его по плечу Филиппов, – знаешь же, что попереть могут с любой стороны, или даже со всех сторон разом. …Жара-то какая стоит. Как бы наши бойцы в резерве не потеряли бдительности. Им приказано не высовываться из-за хат, вот и дадут слабину – под солнышком в окопах да танках.
Надо бы их взбодрить, а заодно прикажи Ермакову или Хазикову, чтобы собак поили чаще. Жрать хвостатым нечего, так пусть хоть пьют сколько им влезет. Да и по войсковым методикам, – комбат улыбнулся, – ты же помнишь: «солдат при изучении военных дисциплин во время самоподготовки, видя своего командира, обретает требуемую твердость духа и усердие…».
Лопатин, наконец, отпустил застывшие на его лице складки напряжения и улыбнулся:
– Черт, Родион, давай я еще им и почитаю там что-нибудь из довоенных методик: о боевых караулах на заставе, а особенно о нормах рациона для собак. Ладно уж, – наконец, согласился он, – ты – комбат, ты – командир, твои приказы не обсуждаются.
Все верно. И я чую, что сейчас попрут эти с-суки. Знать бы только откуда. Ну, – подмигнул Лопатин, – тогда не поминай лихом. Родя, в случае чего – жмись задницей к тому краю, к броне, или зови на помощь. А я сейчас как пойду, да как взбодрю там личный состав резерва, как вдарим мы потом по фашисту танками…
– Иди, – хлопнул его по побелевшей от соли спине Филиппов, – вдарит он. На всех и осталось-то всего по три-четыре снаряда. Зенитки вообще – ветер в стволах гуляет.
Лопатин взобрался не бруствер окопа и, пригибаясь к земле, засеменил вдоль кустов к ближайшей мазанке…
Комбат, тем временем, поднял лицо к прожаренному солнцем небу. «Сейчас бы в речку, – думалось ему, – с берега или нет, лучше с мостков. Стать спиной и, расставив руки в стороны, свалиться назад, плашмя. Чтобы перехватило дыхание, чтобы ледяная вода сошлась над тобой, а ты падаешь камнем вниз, где еще холоднее от донных родников, а потом, чувствуя, что не хватает воздуху, судорожно гребешь наверх. И вот как только выскочишь на поверхность, тут же, не в силах больше сдерживать рвущийся наружу крик непременно заорать, что есть мочи…!»
Опуская лицо и, возвращаясь в знойную действительность, Родион открыл глаза, снял с ремня фляжку и жадно напился. Не успел он вернуть незаменимый армейский сосуд на место, как по спине и бокам неприятно потекли струйки пота. «Чтоб тебе провалиться, – с досадой выругался Филиппов, – куда ж ты сразу растекаешься, вода-водичка»? И не пить нельзя, а попьешь, так будто из кружки окатили…».