Худший в мире актёр - стр. 26

– Скоро ты узнаешь многое, – Иосиф сменил тему разговора. – Ты точно не иностранец?

– Нет, – сказал Джек. – Я абсолютно русский.

– Абсолютно русских не бывает. Само слово «русский» не абсолютно. Откуда у тебя такое имя?

– Из прошлого.

Иосиф поперхнулся пустотой.

– А когда в последний раз ты видел своих родителей?

– Никогда, – ответил Джек.

Раннее утро. Солнце затопило полмира. Свет разлился на всю Азию и половину Европы – в небе ни тучки. Земля не помнит такой погоды со времён отделения Америки от Афроевразии.

Утром Иосифа и Джека освободили до суда благодаря влиятельным связям первого. Его ближайшие друзья – министр культуры и замминистра обороны. Второй был обязан ему жизнью. Служебный серенький автомобиль привёз их в одну из квартир Иосифа – о ней знает пара-тройка человек. Иосиф там бывал раз в год, чтобы уединиться и заняться какой-нибудь ерундой. Например, сложить ноги на перила открытого балкона и, посасывая пиво, любоваться самолётами – гигантскими мифическими перелётными птицами. Рядом аэропорт. Квартирка куплена двадцать шесть лет назад, в 1993-м, и здесь они жили с Марией. Соседи давно сменились, да и те уже не помнят, что здесь когда-то жила эта причудливая парочка. В те времена они были не такими известными.

Сегодня утром журналисты ждали Иосифа у высокой лестницы, она втекала в пасть громадного здания полиции, стелой втыкавшегося в небо. В непогоду верхний этаж небоскрёба скрывался в туманах. В ясные дни он сверкал так, что его было не разглядеть. Сегодня ясно. Ясно в небе, но не в голове. Серо-мраморный пафос этого сооружения вселял мысль, что там, наверху, находится сама небесная канцелярия. Платформа над лестницей перед входом напоминала эшафот – да покатятся головы осуждённых по ступеням – к ногам разъярённых зрителей! Но это не какая-нибудь Майя, или что-то такое. Это наискучнейшая бытовая современность – ещё не заваленная страницами истории и не воспетая искусством. Быть может, когда-нибудь и эта бесцветная мраморная современность, пронзив многовековую линзу времени, обретёт краски и эстетические формы. И оставит фильтр истории лишь прекрасные воспоминания и романтику, отсеяв ужасы и бытовуху.

Иосиф хвалился способностью ловко избегать журналистов, если оно надо. Он приукрашивал, но слова его не были лишены смысла: «Чтобы остаться незаметным – будь очевидным, как воздух». И правда. Говоря широко, самое очевидное для человека превращается в фантастику; но самые странные вещи становятся затвердевшей истиной. Именно это он имел ввиду.