Художники смерти - стр. 9
Густая теплая жидкость показалась на удивление вкусной – словно томатно-мясная подливка. Но от нее вдруг закружилась голова – сразу и надолго, словно от бокала шампанского. Коза рвалась, постепенно слабея, а я не могла оторваться от этой струйки. Так прошло, наверное, около минуты… Животное, наконец, повалилось набок, напор крови пошел на убыль. Только тогда я вдруг поняла, что произошло, но невероятное чувство заполняло душу – словно я, наконец, смогла стать самой собой, сбросив личину послушной девочки. Я перестала думать, что поступаю неправильно, сторонясь сверстников – они теперь казались маленькими и жалкими созданиями, которые могут лишь делать тоже, что и окружающие.
Внутри меня словно забурлила новая жизнь, наполнив тело непонятной пульсацией – так, словно сердце стучало в каждой его клетке. Непонятная сила бросила на землю и, сквозь головокружение и растекающуюся слабость я вдруг стала четче различать звуки и запахи леса – так, словно внезапно прекратился насморк. Потом включился слух шуршанием птиц в гнездах и полетом сов… даже звуки музыки из лагеря прорвались ко мне. Я села на землю, пытаясь сфокусировать зрение. Через некоторое время у меня это получилось, и, несмотря на лунный свет, предметы стали очень четкими…
Обратно в лагерь я буквально летела, не чувствуя ни усталости ни раздражения чего со мной не случалось. Ночь была просто великолепная – яркая луна, тихий ветерок, прохлада – словом, то, что нужно для разгула нечисти. На половине пути, примерно я заметила впереди две неясные тени. Бродячие собаки – их всегда полно возле скоплений людей, вели себя как-то странно. Увидев меня, они поджали хвосты, и, скуля, припали к земле. Псины были здоровые, поменьше немецкой овчарки, хотя ненамного. Но что-то их очень напугало. Я оглянулась – вокруг больше никого не было. А собаки отползали в сторону с моей дороги. Стоило мне сделать шаг – они ринулись прочь со странным визгом. Но эта встреча тогда показалась мне не особенно значительной.
Кровь с лица и шеи я смыла в воде маленькой речки, что плескалась возле лагерного забора. Глядя на свое отражение, я заметила, что немного изменилась – словно волчонок вдруг обнаруживший, что у него есть не только зубки, но и клыки. Внешне это никак не проявилось. Но толи расправились плечи, толи на губах появилась легкая как паутинка улыбка презрения к окружающему. Сбросив футболку и кроссовки, я нырнула в реку, и долго плавала в теплых волнах затона. Тело постепенно перестало гореть, взамен этому пришла легкая истома и покой.