Художник, Муза и чума души - стр. 3
В очерке он без обиняков заявляет, что жена художника «очень дорожила» вещами и «страсть» к ним «оказалась сильнее разума и чувства долга». В повести это оживлено её монологом: «Я всю жизнь, всю жизнь собирала, копила… – Она обводит руками заставленную дорогими вещами комнату. – Всё, всё пропадёт!..» Монолог дополняется авторскими ремарками: жена художника то и дело "громко взвизгивает", "истерически продолжает", "истерически целует холст", "бестолково бегает по комнате"… И всё это, как свидетельствует эпиграф, рассказ о живом, реальном человеке. Человеке, на долю которого выпало большое горе. Какой же должна быть эта женщина законченной злодейкой, чтобы в подобных обстоятельствах советский литератор имел моральное право пригвоздить её к позорному столбу?.. Сколь весомы должны быть доказательства её вины, чтобы утверждать перед современниками и перед историей (а борьба с "Вариола Вера", думается, войдёт в историю), что жена погибшего художника – и именно в этом "гвоздь" сенсации – сознательно ставила на карту жизнь многих людей ради своих тряпичных интересов!
Но доказательств нет никаких. Есть несколько справок, заботливо собранных А. Мильчаковым (вот уж странное занятие для литератора – собирать справки, порочащие "прообраз" героя), которые ничего не утверждают и не подтверждают. В них говорится, что велись розыски каких-то вещей, проверялись чьи-то доносы.
Всё это ничего не дало: в возбуждении дела за нарушение правил борьбы с эпидемиями было отказано. Никаких поспешно сбытых заразных вещей не нашлось.
Арка́дий Ио́сифович Ва́ксберг [11 ноября 1927 – 8 мая 2011] – советский и российский адвокат, писатель, прозаик, драматург, публицист, киносценарист, кандидат юридических наук.
Да, жена художника вскоре после его смерти уехала в Ленинград. Право, надо быть уж очень подозрительным человеком, чтобы найти в этом криминал. Одинокая женщина, на которую внезапно обрушилось несчастье, едет к матери, чтобы самые первые, самые тяжёлые дни своего горя провести с близкими ей людьми. Этот естественный человеческий поступок А. Мильчаков именует языком милицейского протокола, как "бегство в неизвестном направлении". Он не договаривает, что в то время ещё не только не был установлен карантин, но даже не было диагноза болезни, и никто не подвергал жену К. в связи с вспышкой оспы ограничениям в передвижении.
Если даже произведение А. Мильчакова было бы шедевром, оно всё равно заставило бы меня выступить. Потому, что наша литература никогда не приносила человека в жертву литературному замыслу. А для того, чтобы воспеть мужество наших врачей, санитарок, лётчиков, милиционеров, шофёров – всех тех, кто внёс свой вклад в борьбу с оспой, – вовсе не нужно было оскорблять память покойного художника, обливать грязью его жену. Это жестоко и несправедливо! Кому это нужно? И зачем?