Худловары - стр. 54
А уволили меня за то, что я читал книжки в перерывах между заказами. Курить в это время разрешалось. Разрешалось даже чистить ногти зубочистками, которые потом будут воткнуты в изящные канапе. И много ещё чего разрешалось. Но всякий раз, видя меня в курилке с книгой, директор почему-то злился.
Когда я выходил из директорской с последней зарплатой, в ресторане играл Коэн. Это была хорошая примета. И работа, с которой можно уйти, просто сняв фартук, была хорошей работой. Ну, может, не так спортивно, как развозить телеграммы на велике. И не так халявно, как дежурить на вахте в общаге. Но зато и не так холодно, как разгружать в порту баржи с сахаром под Новый год. И уж точно не так занудно, как преподавать вузовскую математику. Все мои работы были по-своему прикольны, когда я на них не задерживался.
Что до чтения на работе… Позже я осознал, что директор прав. Ну нахрена тебе книги, если у тебя такая поэтичная профессия? Когда бармен вынимает изо рта обсосанную оливку и бросает её в мартини, а спустя три минуты этот мартини пьёт жлоб в костюме за пять тысяч баксов – вот самая настоящая поэзия. Тонкая, недоступная для людей ограниченных. Может, через несколько лет на премьере «Бойцовского клуба» у них что-нибудь шевельнётся в башке. Но не сильно. И во время походов по ресторанам я ещё долго буду спасать знакомых, настоятельно советуя не говорить официанту лишних слов до того, как он принёс еду. Официант не будет играть с вами в слова. У него есть поэзия посильней.
И, кстати, лучше не берите пирожные со взбитыми сливками. Вообще никогда.
Житинский и киберпанки
После увольнения из ресторана я сделал последнюю попытку взяться за ум. Я всё ещё числился младшим научным сотрудником Санкт-Петербургского института информатики и автоматизации РАН. Кандидатский минимум был сдан как два байта, а доклад «Cellular Automata in Pattern Recognition» представлен на понтовой международной конференции.
Перед докладом я зашёл к своему научному руководителю коротко стриженным, в костюме-тройке и голубых контактных линзах. Профессор Сергей Николаевич Баранов, отец первого русского Forth-транслятора, настолько не узнал меня, что вскочил с кресла, подбежал к двери и протянул мне руку.
Но даже на конференции один крупный учёный пытался сбить меня с толку. Совершенно игнорируя мои изящные алгоритмы распознавания испачканных букв, он спросил, кто нарисовал мне для презентации такие красивые буквы.
– Да я сам, попиксельно… – ответил я.
– О! – сказал известный учёный с каким-то нездоровым восторгом. – Вот это у вас хорошо получилось! – Затем хитро прищурился и добавил: – А вы знаете, что тем же самым сейчас занимается старик Кнут?