Хрустальный желудок ангела - стр. 38
Тогда Сипа отказался от идеи с халатом и слепил этакого благообразного старца при параде – с умиротворенной улыбкой классика национальной абхазской литературы. Осталось это великолепие отлить в бронзу и привинтить к стенке блочной пятиэтажки, – где, пока суд да дело, красовался фотографический портрет Даура – с неразлучной сигаретой в руке, до того натуральный, что один простой человек принес и поставил ему бутылку шампанского со словами:
– Возьми, Даур, дорогой, я знаю, ты любил это дело.
Однако снова вмешался злой рок в виде вездесущего Рауфа.
– Голова Даура, торс мой! – сказал он.
Пришлось бедному Сипе засучить рукава и уплотнять фигуру, поскольку, в отличие от долговязого Рауфа, Даур Зантария был мужчиной крепкого телосложения, но невысокого роста. То он заявлял: «Я легкоатлет, просто не могу быстро бегать». То возмущался: «Почему ты смотришь на мой нос, я боксер, у меня сломан нос, смотри мне в глаза!»
Он был корпулентный и одновременно хрупкий. Например, мы никак не могли ему выбрать рубашку в универмаге: у него объем шеи не соответствовал общему размеру и длине рукавов.
– Не смотрите, что у меня толстая шея, – сказал он продавщице. – Меня очень легко задушить.
Кстати, Даур воспринял бы на ура любой вариант, особенно где он аксакал с седою бородой, высокий, стройный, благостно взирающий на благодарных земляков. Но, как говорил Бернард Шоу, цивилизация – отличная идея, только надо, чтобы кто-то ее осуществил!
Сипа не знал Даура по молодости лет, а весь Сухум знал. Он был для них живой, взрывоопасный, счастливчик и страдалец, братуха, гений, ничего особенного, что с ним все носятся? Свой в доску и непостижимый.
Судя по пингвину на набережной, Сипа исповедовал обтекаемый стиль, а Даур – тот еще тип, с лица необщим выраженьем. Крутолобый, с массивной головой, на лбу три глубокие морщины мыслителя, над переносицей – морщина гордеца, сумрачные брови, взгляд из-подо лба, глаза сверкают, будто отражают костер, видимый ему одному. Всклокоченная шевелюра. В парикмахерскую не ходил, ждал, когда я освобожусь – его постригу.
– Я оброс, – жаловался Даур, – и теперь похож на Бетховена в абхазском исполнении. Что мне делать? Идти в парикмахерскую по сравнению с твоей стрижкой – все равно что отправиться в публичный дом вместо родного дома. Я понимаю, ты очень занята. Это я только и делаю, что ращу себе волосы.
Потом звонил:
– Ну вот, теперь совсем другое дело. Шагаю по улице – все смотрят на меня, говорят: «Сам так себе, но прическа – пиздец!»
К черту подробности, пусть непохожий носом и губами (хотя неплохо бы!), но дух, но характерный жест… Как зафиксировать его изменчивый облик?