Хрустальный желудок ангела - стр. 11
На втором этаже – в комнате напротив, немного наискосок – он сочинял роман «Золотое колесо», время от времени приносил читать отрывки, и я уже тогда знала: вещь зреет эпохальная, на все времена.
Вечные темы волновали его: жизнь, смерть, мудрость, просветление – и, конечно, война. Да и как могло быть иначе, если врач-кардиолог поставил ему диагноз: «шок войны». Нет, он не описывал пережитую войну. Он исследовал ее корни, момент зарождения, первый импульс, источник.
– Родина – это звездное небо над головой. Закон – царь. И потом уже – в самую последнюю очередь – место, где ты родился, – говорил Даур. – Если же ты поставишь в первую очередь – третье, то сразу последуют национальные распри, кровь и все такое.
Он мне рассказывал:
– Когда Бог раздавал земли, абхаз пришел последним. Бог говорит ему: «Где ты был раньше?» Тот отвечает: «Я не мог прийти». – «Но ты же знал, – говорит Бог, – о какой важной вещи пойдет разговор». – «У меня был гость, – объяснил абхаз. – И я не мог его поторопить». И тут архангел Гавриил подтвердил: «Да, я был у него». И тогда Бог сказал: «Что ж, ладно, есть одно местечко, хотя я его оставил для себя…»
Но Даур не был бы Дауром, если бы закончил на столь торжественной ноте.
– А потом пришел русский. «А ты почему опоздал?» – спрашивает Бог. «А я не помню, бухой был». Ну, и…
В Сухумской бухте для него по-прежнему жива была многоголосая мифическая Диоскурия с ее вавилонским столпотворением, некогда вторая после Афин. Задолго до того, как эти благословенные края ушли под воду, торговля в городе, основанном приплывшими в Колхиду аргонавтами, происходила при участии трехсот переводчиков.
– Обычно как считалось? – говорил Даур. – Абхазы – хохмачи, а грузины – романтики и чудики. И всегда в Сухуме они мирно жили между собой. Но оказывается, чьи-то политические амбиции могут столкнуть народы – ведь ссора начинается на кончике пера историка: кто на каком языке и в каком веке разговаривал…
Лукавые и простодушные, цыганистые, отрешенные, исполненные зловещего обаяния – передо мной шествовали потрясающие типы. Пятками наперед осторожно ступала сама Владычица Рек и Вод. Сам Витязь Хатт из рода Хаттов, в сердце обожженной и потрескавшейся земли одиноко воюющий с нечистыми, посверкивал огненным глазом из-за плеча нарратора.
Номенклатурные работники, мудрецы, романтический бандит, поэты божьей милостью… В клубах дорожной пыли бежала говорящая дворняга Мазакуаль, на еловой ветке то и дело материализовывался павлин-оборотень – посланец Тибета Брахмавиданта Вишнупату Шри, временно проживавший на приморской турбазе…