Хрустальный мальчик - стр. 12
Землерой лишь продолжал смеяться.
– Ну, тогда тем более понятно, откуда эти три сантиметра взялись: ты просто мерить не умеешь!
– Сам ты ничего не умеешь! – Анна сердито притопнула ногой. – Чтоб ты знал, я уже в четвёртый класс скоро пойду, буду учиться на одни пятёрки, как и в третьем, а тебя никто ничему не учит, и будешь ты глупее меня, бе-е, глупый, глупый мальчик!
Землерой отстранился и привалился спиной к дереву. Его полупрозрачные серебристые глаза снова стали сосредоточенными и даже немного мрачными.
– А вот это неправда, – сказал он, – нас, духов, учат другие духи, и наша наука сложнее вашей, человеческой. Тебе вот циферки подавай да буковки, а мне надо корни растить, чтобы глубже они в землю входили, но не давить, не то они ослабеют и зачахнут, а без корней всему дереву конец!
– Так это же одно дерево, – пожала плечами Анна и тут же, ойкнув, пошатнулась: Землерой отвесил ей нешуточный подзатыльник, и его серебристые глаза вспыхнули гневом. – Ты чего это руками размахался?!
– Никогда так не говори! – сжав кулаки, воскликнул он, и Анна, лежащая на тёплой земле, притихла. – Это всё равно что человеку сказать, что его дом погиб, но это так, пустячок малый! Мы в этом дереве живём, оно нас и кормит, и поит, и учит всему, и помогает. А это дерево, – Землерой коснулся тёмного ствола маленькой бледной ладонью, – это дерево так и вовсе особенное. Оно весь лес питает и держит, поэтому у меня работа сложная. Если это дерево зачахнет и погибнет – всему лесу конец! Мы его уважаем, как бабушку старую. Именно здесь все праздники, что важными для нас считаются, мы и справляем.
– Это на которые вы маски надеваете? – некстати брякнула Анна, и серебристо-серые глаза хитровато, с тенью подозрения, прищурились.
– Да. А ты откуда узнала?
– Дед рассказал! – бойко ответствовала Анна. – Рассказывал он, как одна старушка к вам на праздник попала!
– Для человека к нам на праздники попадать – себя не любить, – негромко сказал Землерой. Притираясь спиной к шершавой коре, он медленно сполз вниз, на землю, и вдруг протянул Анне раскрытую ладонь. – Ты прости, что я тебя так… да обидела ты не меня, а лес, лес, который меня, когда я меньше тебя был, спас.
– Спас? – позабыв о словах извинения, протянула Анна.
Землерой неотрывно смотрел в небо, и его широко раскрытые серебристые глаза, казалось, были полны печали.
– Да, – тихонько ответил он, – я же не всегда духом леса был. Я себя ещё толком не помнил, когда моя мать, обычная смертная женщина, на праздник здешних духов попала. Слишко легкомысленная она была, кружилась, как листок по ветру: не работала толком, с кем водилась – не поймёшь, и от кого меня принесла, тоже сама не ведала. Вроде как не сидела в уголочке одинокой, да только не было у неё ни друзей, ни подруг близких, и никто не знал, что у неё на уме, не то обязательно отговорил бы, не пришла бы она к духам на пляску. Они не со зла её закружили да завертели, так завертели, что она разума лишилась и тут же, в реку, сиганула, ну и утопилась там с концами – одна юбка на воде долго кружилась… я у устья остался, и меня духи подобрали: я ж совсем несмышлёныш был. Они б меня подкинули кому: грибнику, гуляке какому, – но я, как положили они меня у корней древесных, слился с ними и частью леса стал. Хоть духи мне и помочь старались, всё ж не вышло у них меня начисто лишить человеческого. Грустно мне порой бывает, когда я на празднике духов сижу, но и у людей мне давно уже нет места.