Хрупкие вещи. Истории и чудеса (сборник) - стр. 49

Я постоял пару секунд, а потом выглянул, и под фонарем никого не было.

До дома пятьдесят шагов, но я не мог развернуться и пойти обратно – ни за что на свете. Я слишком перепугался. Я побежал по темной улочке из песчаника меж высоких деревьев в старый город, потом по другой улице и еще по одной, к дому подруги, и примчался туда, и онемел, и запыхался, и что-то бормотал, и перепуган был до полусмерти, будто за мною гнались все гончие псы ада.

Я рассказал подруге свою историю, мы позвонили моим родителям, а те сообщили, что под фонарем никого нет, и согласились, хоть и не слишком охотно, приехать и отвезти меня домой, потому что идти я не соглашался.

Вот, собственно, и вся история. Жалко, что нет продолжения: я бы лучше написал, что двести лет назад на этом самом месте сожгли цыганский табор, – хоть что-нибудь, лишь бы у истории появилось логическое завершение, лишь бы она стала историей; вот только не было никакого цыганского табора.

Поэтому, как обычно, когда в мою жизнь вторгается дикое и странное, случай этот останется без объяснений. Никакая он не история.

А в памяти сохранились только черно-желтая улыбка женщины и тень страха, что пришел потом.

В Лондоне еще остались клубы. Старинные и имитирующие старину, с вытертыми диванами и трескучими дровами в каминах, газетами, диспутами или традиционным безмолвием; и новые, вроде «Граучо» и его многочисленных копий, куда захаживают актеры и журналисты, желающие показаться на людях, выпить, насладиться своим сиятельным одиночеством или даже поговорить. У меня есть друзья и в тех клубах, и в других, но сам я ни в одном не состою. Уже нет.

Много лет назад, полжизни назад, будучи молодым журналистом, я вступил в один клуб. Существовал он лишь затем, чтобы паразитировать на строгом законе о лицензировании питейных заведений, который запрещал пабам продавать горячительное после одиннадцати – в одиннадцать все закрывалось. Этот клуб под названием «Диоген» представлял собой комнату над магазином грампластинок в узком проулке, выходившем на Тоттенхэм-Корт-роуд. Владела им веселая пухлая женщина по имени Нора, и сама не дура выпить; она не уставала сообщать всем, кто интересовался, – как, впрочем, и тем, кто не очень, – почему клуб получил такое имя: потому, дорогуша, что она по-прежнему ищет правильного человека. Вверх по узкой лестнице, и – в зависимости от Нориного каприза – перед вами могли распахнуться или же не распахнуться двери клуба. Работало заведение когда придется.