Хроники Заводной Птицы - стр. 47
Тем не менее время от времени Кумико звонила брату в университетскую лабораторию, а он ей – на работу (но никогда – к нам домой). Жена рассказывала об этих звонках, но о чем именно они говорили, мне было неизвестно. Сам я не интересовался, а жена без необходимости не делилась со мной подробностями. Содержание их разговоров было мне безразлично. Не сказал бы, что это мне было неприятно. Просто я не мог понять, о чем могут говорить такие разные люди, как Кумико и Нобору Ватая. Или темы для разговора возникают благодаря особому фильтру кровного родства?
У моей жены с Нобору Ватая разница в возрасте была девять лет. Не добавляло им близости и то, что в детстве Кумико несколько лет жила у бабушки. Кроме Кумико и Нобору, в семье Ватая был еще один ребенок – девочка, на пять лет старше Кумико. В три года Кумико увезли из Токио в Ниигату[16], в отчий дом отца, где ее воспитанием занялась бабушка. Родители потом объясняли Кумико, что в детстве она часто болела, поэтому они решили, что ей лучше расти в деревне, на свежем воздухе, но Кумико никогда по-настоящему не верила в это. Она не была хилым ребенком, ничем серьезным не болела и не помнила, чтобы кто-нибудь из взрослых в Ниигате обращал особое внимание на ее здоровье.
– Скорее всего это была просто отговорка, – как-то сказала мне Кумико.
Много позже от одного родственника она услышала, что ее бабушка и мать долгое время враждовали, и решение привезти девочку в Ниигату было результатом временного перемирия. Отдав на время дочь, родители Кумико надеялись ублажить бабушку, которая, в свою очередь, воспитывая внучку, как бы подтверждала связь с сыном, отцом Кумико. Девочка была у нее вроде заложницы.
– У родителей уже было двое детей, и они не боялись лишиться меня, – рассказывала мне жена. – Конечно, они не собирались меня бросать, но подумали, наверное, что я еще маленькая и ничего страшного не случится, если отослать меня из дома. Просто всерьез они об этом не задумывались. В общем, ты не поверишь, но такое решение оказалось удобным для всех. Не знаю почему, но никто из них не понимал, как тяжело оно могло повлиять на маленького ребенка.
Кумико жила в Ниигате у бабушки до шести лет. Конечно, назвать эти годы несчастливыми или исковерканными нельзя. Бабушка не чаяла души во внучке, да и той самой было гораздо интереснее играть со сверстниками, двоюродными братьями и сестрами, чем с родными много старше ее. Кумико привезли обратно в Токио, когда пришло время идти в школу. Долгая разлука с дочерью стала беспокоить родителей, и, боясь, как бы не было поздно, они настояли на том, чтобы она вернулась домой. Но в каком-то смысле уже было поздно. За несколько недель до отъезда Кумико в Токио на бабушку напало страшное волнение. Она перестала есть, почти не спала. То вдруг начинала плакать, то выходила из себя, то погружалась в молчание. Она крепко обнимала Кумико, а в следующую минуту начинала бить ее по рукам линейкой с такой силой, что оставались рубцы. Ругая самыми последними словами мать Кумико, бабушка говорила внучке, что не отпустит ее и умрет, если она уедет, и тут же заявляла, что не хочет ее больше видеть и что она может убираться куда пожелает. Бабушка даже пыталась вскрыть себе вены ножницами. Кумико никак не могла понять, что творится.