Хроники Януса - стр. 20
Вся компания была уже изрядно пьяна.
Первое правило парасита – лесть, и чем больше, тем лучше.
– Да благословят тебя боги за твою щедрость, хозяин! – произнес один из них, неказистый горожанин средних лет, поднимая чашу. – Когда я был в клиентах у Клавдия Ульма, он был щедр со мной. Но ты превзошёл его, Ахаб. Ты достиг всего своим трудом. Ни долгие путешествия, ни тяжбы не умалили твоей милости и терпения. Да воздаст тебе Меркурий! – провозгласил он, поднял чашу и опорожнил до дна.
Хозяин сплюнул косточки и облизал пальцы. Лицо его приняло горделивый вид.
– Да-да! – поддакнул он, польщённый. – Я много путешествовал. Где я только не бывал. Я был даже в Карфагене, и многое знаю потому, что я видел это своими глазами, в отличие… – он оглянулся по сторонам, – от всех этих лжецов.
Он сделал знак ладонью и заговорщически подмигнул, приглашая друзей наклониться к нему. Те послушно вытянули шеи. Он заговорил тихо:
– Знали бы вы какие порядки в Карфагене! Власти там не взимают мзды. Наказание за мздоимство карается смертью. Казна полна. Чужеземцы, жертвующие на храмы и армию, освобождены от подати. Поля полны пшеницы. Воды полны рыбы. Ткани нежнее пуха. Воинство хорошо обучено и солдаты получают большое жалование. И покоренные народы благоволят им…
Он сделал знак ладонью – и они распрямили спины.
Он снова взял маслину и макнул в мёд.
– А женщины, – продолжил он прожевывая, уже обычным голосом. – О, если б вы знали какие женщины у пунов, – и он причмокнул. – Их кожа нежна, словно смазана розовым маслом. Их талия как тростинка. Их перси – чаши полные мёда, их уста – сладчайший гранат, чресла – две луны, их лоно – амброзия…
– Замолкни, старый сатир, – недовольно раздалось из-за прилавка. Красная от негодования женщина развернулась и продолжила: – Клянусь Гекатой, я достаточно терпела! Тебе мало своих трёх ртов, ты ещё обрюхатил египтянку и сделал четвертого. Чтобы у тебя отсох твой…
Громкая реплика хозяйки вызвала взрыв смеха в таверне.
Я так же не мог сдержать улыбки. Греки подарили нам комедию и приучили нас к своему театру. Но здесь, в тавернах Рима, местные комедии были намного самобытнее, и оттого более нам понятнее.
– Уймись, несносная! – буркнул хозяин, скривив уголок рта. Затем развёл руки в стороны и закачал головой, словно извиняясь перед гостями: – Укоры надоедливой бабы подобны кудахтанью индюшки…
Я давно знал его. Его звали Ахаб, он был владелец заведения. Ахаб был набатеец и, как всякий набатеец, жаден и хвастлив. Я слышал всё, что он болтал о Карфагене. Разумеется, моей обязанностью было тут же его задержать. И если бы здесь сидел не я, а кто-то другой на моём месте, так бы оно и вышло…