Хроники Ворона. Книга первая - стр. 36
– Возьми, Флави. Не теряй ее больше.
Она раскрыла рот от изумления и взяла заколку. Рассмотрела еще раз. Глаза ее не обманули – это действительно была та самая заколка.
В то время как Флави рассматривала её, Динкель, не дождавшись хоть какого-нибудь слова, обошел рыжую циркачку и отправился в свою каюту, хлюпая намокшими сапогами.
Очнувшаяся от удивления Флави, не найдя слов, способных выразить всю ее признательность, смотрела уходящему жонглеру вслед со смесью благодарности и все той же необъяснимой симпатии. Но было в этом взгляде что-то еще. Что-то еще…
«Она все еще с Эмилем. Она будет с ним всегда. Хоть он и не прыгнул ради нее за борт».
***
Труппа остановилась в двадцати милях к юго-востоку от города Навия, что являлся их домом. Был ранний вечер, и циркачи тратили его на посиделки у костра, пьянство, карты и пение песен. Беззаботная и веселая жизнь, скажет кто-то, и будет прав лишь на малую долю.
В те немногие минуты, когда Динкель не думал о Флави, он становился веселым и жизнерадостным человеком – настоящей душой любой компании. В труппе почти все обожали его и всегда собирались у костра, когда он начинал играть на своей лютне, напевая при этом самые различные песни, коих знал великое множество: от тонкой любовной лирики до героических баллад, от глубокомысленных поэм до кабацких матерных напевов.
И что бы ни играл одаренный абсолютным музыкальным слухом и невероятно ловкими пальцами Динкель, все собравшиеся вокруг него люди всегда завороженно слушали его песни, предаваясь воспоминаниям, и восторженно подмечали способность прикасаться мелодией и голосом к струнам души, словно она тоже была инструментом в его руках.
В этот раз была любовная лирика:
Над землёй уснувшей, но не мертвой
Вдаль летел против ветра он.
В край безмерно для него далекий,
В край пронзивший душу вещим сном.
Как за серыми камнями в острых скалах
Луч укрыла горная река,
Так за гордым взмахом сильных крыльев
Страх он спрятал раз и навсегда.
По песку вдоль берега морского
Прочь от солнца тихо шла она
В царство вечных бурь, злого мороза,
Свое сердце отыскать под коркой льда.
Как сверчком белесым в черном небе
Ночью вспыхнула холодная звезда,
Так прозрачной льдинкою на веке
Вдруг блеснула одинокая слеза.
В этом мире их путям не пересечься,
Не найтись им больше никогда.
Но не могут они всё ж отречься
От надежды, хоть та и глупа.
Как хрустальной нитью в лесной чаще
Вниз сползает тонкий водопад,
Так меж пальцев, но не журча, не плача,
Тает время, а после гаснет взгляд.
Растроганные циркачи аплодировали своему хромому товарищу, в то время как за их посиделками у костра чуть поодаль наблюдал одетый в черную походную одежду господин, который явно был не из труппы. Дождавшись, когда основная масса артистов, слегка хмельных и подшучивающих друг над другом, разойдется, оставив взявшего передышку жонглера наедине со своим инструментом, он подошел к бревну, на котором тот сидел, и приземлился рядом, уставившись на пламя костра. Динкель, задумавшийся о чем-то своем, даже не обратил на гостя никакого внимания, пока последний вдруг не заговорил: