Хроники ветров. Книга 2. Книга цены - стр. 23
Слегка задело то, что Рубеус не счел нужным поздороваться, он стоял здесь же и делал вид, будто не замечает Вальрика. И правильно, Вальрик виноват, он не сумел сохранить Аркан и вообще подвел всех. Он всегда всех подводил, пора бы уже привыкнуть…
Позже, сидя в черной утробе вертолета, Вальрик думал о том, что когда-нибудь вернется в Ватикан, не для того, чтобы отомстить, хотя, чего врать, хотелось бы, но для того, чтобы вернуть себе имя и право называться этим именем без боязни быть обвиненным в предательстве.
Вальрик не знал, сумеет ли он найти доказательства своей невиновности, да и понятия не имел, где эти доказательства искать спустя столько лет, но данное обстоятельство никоим образом не сказывалось на его решимости. В конце концов, если задаться целью… если собрать все силы…
Вертолет укачивало, и Вальрик незаметно для себя задремал. Снилась степь, широкая, бескрайняя, сливающаяся с иссиня-черным, заполоненным звездами небом, и разделенная пополам узкой дорогой. Там, за горизонтом таилось что-то очень важное, и Вальрик, вдохнув полной грудью свежий воздух, побежал.
Фома.
Память возвращалась медленно и болезненно, хуже всего, что воспоминаний было слишком много, Фома не мог определить, которые из них принадлежат ему, а которые нет.
Выжженная солнцем степь, пыль и острый запах лошадиного пота. Ласковые карие глаза и колючие шарики репейника в белой гриве. Их следует выбрать все до одной, а потом расчесать белые пряди, заплести в косы и…
… и серебряные узоры мороза на толстом стекле. Толстая ворона, мрачная и торжественная одновременно, совсем как отец-настоятель. Желтоватые страницы, пахнущие пылью и уютная тишина библиотеки…
… вода… много воды… дома, стоящие на сваях, сохнущие сети и привязанные к сваям лодки… запах рыбы и чешуя, которая постоянно липнет к рукам. Кольцо на пальце и ожидание чего-то прекрасного… свадьбы…
Фома окончательно проснулся. Будь его воля, он бы вообще не спал – во сне свои-чужие воспоминания множились и заполоняли все доступное им пространство, после снов оставалась головная боль и ощущение растерянности. Ильяс говорил, что все пройдет и нужно потерпеть.
Ильяс почти все время находился рядом и рассказывал Фоме о нем, правда, знал Ильяс мало, но даже его знания были более конкретны, чем те осколки из прошлого, которые мешали жить.
В палате светло. Здесь всегда светло, только днем свет яркий и естественный – конечно, когда в Лаборатории не находится кто-нибудь из Повелителей – а ночью нервно-синий, раздражающий. Может, это свет виноват в воспоминаниях?