Хроники Шеридана - стр. 73
В ноздри вошедшим ударил нестерпимый запах палёного мяса. Там, к опорному шесту был привязан человек. Окровавленный, изуродованный, он мало чем походил на того весельчака и балагура, каким был всего несколько часов назад. Позади него копошились двое, перебирая разные металлические предметы, один вид которых мог заставить человека слабодушного сознаться в чём угодно.
– Не можете без крови, ироды! – зло выдохнул монах. – Сказано же: не должно проявлять чрезмерной поспешности в применении пытки, ибо к ней прибегают лишь в отсутствии других доказательств…
– А у вас они есть, господин Фурье? – осведомился один из палачей. В его голосе слышался вызов.
Монах молча подошел к нему вплотную – тот попятился. Их взгляды скрестились, и истязатель не выдержав, отвел глаза.
– Развяжите его, – негромко велел монах, – и ступайте все вон.
Приказание было исполнено тотчас же. Оставшись наедине с пленником, рухнувшим навзничь прямо у шеста, Фурье зачерпнул маленьким ковшиком воды из кожаного ведра, стоявшего тут же, и вылил ему на голову. Несчастный открыл глаза, застонал и зашевелился, пытаясь сесть. Носком сапога монах перевернул его на спину, и присел рядом с ним на корточки.
– Говори же теперь, Якоб,– спокойно приказал монах, точно они сидели где-нибудь в таверне за кружечкой пива. – Говори, иначе…
– Что? – пытаясь улыбнуться разбитыми губами, передразнил его Якоб. – Что ещё ты можешь мне сделать, чего не успели твои дружки?
– Они истерзали твоё тело, – дружелюбно объяснил монах, – а я выну душу. Поверь, это куда хуже.
По лицу несчастного пробежала судорога, его затрясло.
– Знаешь, – прошептал он, – я очень люблю жизнь, но теперь молю Господа, чтобы она поскорее кончилась!
– Зачем же? – миролюбиво возразил Фурье. – Ты ещё поживешь, и неплохо. Если будешь со мной откровенен. Император любил тебя, и ты всегда был его преданным слугою, так что же случилось?
– Жить мне незачем! – упорствовал Якоб. – Император погиб, а она – исчезла… Всё кончено.
– Значит, всё-таки она… – подытожил Фурье. – Я так и думал.
Якоб не ответил и отвернулся. Аббат схватил его за волосы и силой развернул к себе. Сжав лицо пленника в ладонях, он впился взглядом в его глаза. Тот скорчился, по его лицу покатился кровавый пот.
– Не надо!.. – взмолился, наконец, несчастный. – Я расскажу!
Перед его мысленным взором встал далёкий зимний день: низкое бледное солнце, раскисшая дорога, голые поля… Во главе небольшого отряда он рыскал тогда по окрестным деревенькам в поисках съестного. Крестьяне роптали, а кое-где встречали их с вилами в руках – год в этих краях выдался неурожайным, как и предыдущие два. Люди мёрли точно мухи. Над обочинами дорог кружились стаи воронья – им-то пищи хватало! Они наткнулись у одной деревни на толпу местных. Его солдаты потянулись было к оружию, но оказалось, что те просто собирались сжечь ведьму: в руках двух дюжих вилланов билась худенькая девушка, по виду – бродяжка, каких немало встречалось в иссушенной голодом провинции. В деревне давно творилось неладное – то передохла почти вся птица, то коровы перестали давать молока, то привязывались к людям странные болячки. А потом на дворе кузнеца закричала вдруг петухом остатняя курица – и тут-то кое-кто поумнее и смекнул, что все несчастья свалились на них с тех пор, как нанялась к нему в батрачки пришлая сирота. Сразу нашлись свидетели, видавшие, как она чёрной кошкой шмыгала по дворам, и судьба бедняжки была решена, ибо оправдаться ей было нечем – она была немая.