Хроники Птицелова - стр. 31
– Наверное, она действительно прилетела из Рая, поэтому видели ее не все, – предположила Валькирия. – А что она сказала, если не секрет? Мне так интересно, что могла сказать птица, прилетевшая из Рая.
– Ару предупредил меня об опасности, сообщил, что мне нужно улететь куда-нибудь далеко-далеко.
– Опасности? – Валькирия встревожилась. – А это… Это не может быть из-за этого человека, о котором ты говоришь…
Моя рука непроизвольно поднялась, рассекла воздух и со всей силы вдарила по столу так, что Валькирия испуганно сжалась. Мне было стыдно, но что я могла поделать! Ты был так прекрасен. Ты был нужен мне. Я хотела тебя. Никто не смел говорить мне, что ты можешь стать источником опасности. Да даже если и так – все мое существование стоит твоих мимолетных объятий, и никто не помешает променять его на тебя, если мне так захочется.
– Ох, прости, – сказала я. – Опасности нет. Во-первых, он водит дружбу с Ангелом. Во-вторых, мы пообещали друг другу, что у нас будет все-все, кроме самого главного.
– Это хорошо, – прошептала Валькирия, протянула руку и нежно погладила пальцами мою ладонь, которая так и осталась лежать на столе. – Я просто очень боюсь за тебя. Твои шрамы начали заживать… Было бы ужасно, если бы опять…
– Ничего не будет! – заверила я. – Мы пообещали.
Мы немного помолчали. Потом Валькирия, явно все еще стыдившаяся за свои слова, вернулась к прошлой теме:
– А что на остальных небесах? Что может быть выше Рая?
– Ничего интересного, – откликнулась я. – Служебные помещения и директорский кабинет. На четвертом небе – звезды. На пятом – падшие ангелы. На шестом – ангелы-наблюдатели. На седьмом – Бог. Представляешь, как это смешно, когда ты «на седьмом небе» от счастья и в такой момент оказываешься у Божьего престола.
Мы рассмеялись.
– А разве падшие ангелы не должны быть в Аду? – спросила Валькирия, отсмеявшись.
– Не знаю, все ли ангелы пали так низко, – сказала я. – Об этом надо бы спросить у Ангела Божьего. Но я боюсь, что мои расспросы его утомляют.
– Тогда не стоит.
Мы еще посидели немного, а потом Валькирия сказала, что хотела бы нарисовать райскую птицу, если можно; она всегда спрашивала разрешения, можно ли что-то нарисовать, если это было связано со мной, пусть даже только случайно брошенным словом. Я взяла за правило не доказывать ей, что она может рисовать все что угодно, а просто давала свои разрешения, раз уж это было необходимо для ее спокойствия. Разрешила и сейчас, и Валькирия заперлась у себя. Я была рада этому. У нее свой сложный и печальный путь, она должна пройти его до конца, а для этого ей необходимо рисовать. Может, как-нибудь я расскажу ее грустную историю. Или она сама расскажет.