Хроники Нордланда. Грязные ангелы - стр. 25

– Пст! – Решив, что лучше Паскуда, чем вообще никого, скомандовал он, и девушка, бросив тряпку, метнулась к нему, опустившись на колени. – Пошла со мной.

Жизнь удалась! Полулёжа на роскошной постели перед горящим камином, Гор наслаждался вином, пирожными с серебряного блюда, засахаренными кусочками фруктов и орехами, да тем, что делала Паскуда, стоя на коленях у постели меж его ног. Отсюда живота было не видно, зато груди – вот они, а женские груди Гор любил. Особенно любил видеть, как они подпрыгивают в такт его движениям, но и так посмотреть было приятно. За столько времени Паскуда стала просто виртуозом в своём деле, и Гор не пожалел ничуть, что взял её. Он даже порой бросал ей печенье и кусочки сыра, с тем же самым чувством, с каким люди бросают подачки животным, не ощущая унизительности своего поступка, напротив: считая, что поощряет её и делает ей приятно. Ладно уж, пусть тоже порадуется! Паскуда, которую Доктор держал в чёрном теле, беременная и потому вдвойне голодная, жадно хватала эти куски и торопливо съедала, чем забавляла Гора весьма.

Он был очень, очень, очень доволен собой. У него всё получилось, он был успешен, он был на коне, нет – он был царь горы!!! Три месяца, потом – какое-то время на подготовку, и он пошлёт это место, и Хэ заодно, в самую вонючую жопу, а для него – свобода!!! Гор упивался этими мечтами. Всё, он победил! Только бы пережить эти три месяца, но это не проблема, он уже такое пережил!!! Довольный собой и своей жизнью, Гор готов был даже Паскуде уделить толику удовольствия, потому, получив от неё всё, что хотел, поставил щедрой рукой ей у камина на пол тарелку с остатками печенья и сыра:

– Валяй, жри, пока я добрый! – И, развалившись на постели, открыл книгу.

У него здесь и любимые картинки были. Например, картинка, где кавалер наяривал даму «по-собачьи» в портике богатого дома, а люди на улице и не подозревали, что происходит у них под боком. Гор любил эту картинку именно за то, что здесь видна была часть улицы, прохожие, балкон со свисающим с него богатым ковром, торговка молоком, и самое главное – панорама города на заднем плане. Гор с замиранием сердца рассматривал тщательно прорисованные художником детали: крепостные стены, башню, стражников с копьями, человечка с вязанкой хвороста, и двух лошадей, на которых ехали мужчина и дама… Гор до сих пор безумно любил лошадей, и каждый раз сердце его сладко сжималось, когда он рассматривал эту картинку. Или другую, где женщина ублажала конюха так же, как недавно его самого Паскуда, прямо на конюшне, в стойле, в присутствии роскошного белого коня. Гор даже гладил этого коня пальцем, наслаждаясь своей ностальгией, и мечтая, как уже скоро, очень скоро, будет иметь своего коня – может, даже белого, как знать! – и будет свободен… В голову лезли всякие глупые мысли, спать не хотелось совершенно: он был слишком возбуждён, чтобы спать. Хотелось поговорить; высказаться, похвастаться, в конце концов! Пусть даже и Паскуде, и что?.. разговаривают же люди с собаками! Гор был так счастлив, что не прочь был сделать счастливым кого-то ещё, поэтому щедрой рукой плеснул Паскуде вина: