Хроники майора Корсакова. Том 4. Книга вторая - стр. 10
– И привести доказательства симулянства Геддеса, – добавил врач помоложе.
– Не будем понапрасну нервировать старика, – тонко улыбнулся Николай Александрович. – Сформулируем иначе – «доказательства полного выздоровления».
Доктора покинули палату.
После их ухода Геддес принял сидячее положение, достал из тумбочки папиросу и с удовольствием закурил…
…«15 июня меня взяли из карцера и отправили вместе с сорока другими заключенными в Иркутск. В течение всего этого времени я ни разу не был опрошен, ни разу мне не сказали, за что меня посадили в тюрьму! Только перед самым отъездом в Иркутск я получил билет, указывающий, за что я был заточен…
26 июня я прибыл в Иркутск и был помещен в Центральную уголовную тюрьму. С этого дня до 27 сентября 1905 г. (т. е. до того дня, когда, пройдя все сибирские и другие тюрьмы (всего до 15 тюрем), я прибыл в Варшаву), я подвергался тому же режиму, как все уголовные, и выполнял все работы, которые в виде наказания выполняет преступник…
…Я перенес еще б́ольший позор – я прошел 15 городов Сибири и Европейской России с цепями на руках. По прибытии в Варшаву я послал письмо Британскому консулу… 3 ноября 1905 года я был освобожден. Прилагаю при сем доказательство того, в чем меня обвиняло русское правительство, а именно в том, будто 1) я шпион и 2) будто я продал планы Порт-Артура японцам, в чем я не повинен! Я никогда не был в Порт-Артуре или близ него. Я вел удачные дела в Тянцзине и за убытки, причиненные арестом, требую возмещения согласно прилагаемому расчету»…
– Ну и мерзавец! – в сердцах воскликнул я. – Буквально клейма ставить негде! А наши-то, наши… Гуманничали со всякой сволочью, вот и доигрались: сперва до чертовщины семнадцатого года, потом до красного террора, до разрушения церквей по всей стране, до коллективизации, до ГУЛАГа, до ельцинского лихолетья…
Неожиданно в глазах у меня потемнело. Исчезли пляж, море, песок. В ушах засвистел рассекаемый воздух. Спустя мгновение я понял, что с невероятной скоростью несусь по прямому, темному тоннелю…
Глава IV
Первыми ощущениями были: вязкий холод, тупая боль в груди и острая – в раздробленных пулями коленных суставах. Я лежал на сыром каменном полу в крохотной подземной камере: без окон, с железной дверью. На табуретке в углу горела толстая, сальная свеча. Когда глаза привыкли к скудному освещению, я, как мог, осмотрел себя. Изодранный в клочья жандармский мундир с погонами ротмистра… грязные, окровавленные повязки на ногах и на груди… допотопные наручники на кистях рук…
При взгляде на оковы полностью вернулась память.