Хроники Известного космоса (сборник) - стр. 12

Я тщательно подготовил свою речь, стараясь подобрать такие слова, чтобы Эрик не мог не поверить. Теперь-то понимаю, что она прозвучала фальшиво.

– Ты зашел слишком далеко, – заметил я. – Подсознательно перестал верить, что двигатели могут ощущаться как часть твоего тела, то есть как они и должны ощущаться. И ты убедил себя, что ничего не чувствуешь.

Я умолк в ожидании вспышки гнева.

– Интересное рассуждение, – сказал Эрик, удивив меня.

– Ты согласен?

– Я этого не говорил. Ты выдвинул любопытную гипотезу, но мне нужно время, чтобы ее обдумать. Допустим, ты прав. Что дальше?

– Ну… не знаю. Ты просто должен вылечиться.

– Ладно. Тогда вот тебе встречное предположение: ты это выдумал, чтобы снять с себя ответственность за наши шкуры. Переложить ее на мои плечи, фигурально выражаясь.

– Да как ты…

– Прекрати. Я не говорю, что ты не прав. Не будем переходить на личности. Нам нужно как следует поразмыслить об этом.

К беседе Эрик вернулся через четыре часа, после отбоя.

– Хоуи, давай ты будешь считать, что проблема в механике, а я – что в психосоматике.

– Звучит разумно.

– Так и есть. Чем ты можешь помочь, если у меня поехала крыша? Чем я могу помочь, если сломалась деталь? Я же не могу сам себя осмотреть. Лучше каждому заниматься своим делом.

– Договорились.

Я выключил Эрика на ночь и лег на койку.

Сон не шел.

В темноте казалось, будто я снаружи. Я зажег свет. Эрик все равно не проснется. Он не спит в обычном понимании слова, потому что в его крови не накапливаются кенотоксины, и наверняка бы рехнулся от вечного бодрствования, если бы не русская плата электросна рядом с корой головного мозга. Эрик не проснется даже при взрыве корабля. Глупо с моей стороны бояться темноты.

Ладно бы темнота оставалась снаружи, но ей этого мало. Она окутала разум моего напарника. По результатам анализов мы могли не опасаться вызываемых химическим дисбалансом психзаболеваний вроде шизофрении и полагали, что рассудку Эрика ничего не угрожает. Но разве может протез защитить от собственного воображения, искаженного восприятия действительности?

Я не мог выполнить свою часть уговора, ибо знал, что прав. Но что было делать?

Задним умом все крепки. Я прекрасно понимал, где мы ошиблись – мы с Эриком и сотни людей, которые создавали его систему жизнеобеспечения после катастрофы.

От Эрика ничего не осталось, кроме неповрежденной центральной нервной системы. Из желез уцелел только гипофиз.

«Мы отладим регулировку состава крови, – решили они, – и это позволит Эрику всегда быть выдержанным, спокойным и собранным. Он забудет, что такое паника!»