Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме - стр. 1

С трудом пробравшись по каменистому вади[1], караван начал подниматься по тропе, что извивалась среди холмов. Усталые верблюды тяжело переставляли ноги, преодолевая очередные мили длиною в жизнь. Небольшой караван состоял из двенадцати измученных животных и шести изможденных людей.

Они уже приближались к цели своего путешествия, после недолгого отдыха в Эль-Аквиле намереваясь вновь пересечь Сахель ради новой партии соли.

За ними наблюдало девять пар глаз.

Сейчас верблюды несли на спинах сладкие финики, изумруды из Джебал-аль-Альф-Дхулкварнени и реликты имперской эпохи, ценившиеся торговцами из Хеллин-Даймиеля. Платой за товары должна была стать соль, добытая из далекого западного моря.

Караван вел пожилой торговец по имени Сиди аль-Рами. Именно он возглавлял семейное предприятие, а спутниками его были братья, двоюродные братья и сыновья. Самому младшему, Мике, едва исполнилось двенадцать – это был первый его переход по семейному торговому пути.

Наблюдавших нисколько не волновало, кто они такие. Их предводитель назначил каждому свою жертву. Воздух дрожал от зноя, солнце обрушивало на них всю свою мощь. То был самый жаркий день самого жаркого лета на памяти всех живущих.

Верблюды ступили в узкое ущелье, ставшее для них смертельной ловушкой.

Бандиты выскочили из-за камней, завывая подобно шакалам. Мика тут же упал, заработав трещину в черепе. В ушах зазвенело, и он даже не успел понять, что происходит.

Повсюду, где проходил караван, люди говорили, что это лето несет в себе зло. Никогда еще солнце не палило столь обжигающе, и никогда еще оазисы так не пересыхали. И лето действительно стало зловещим, когда некоторые опустились до грабежа караванов торговцев солью. Древний закон и обычай защищали купцов даже от сборщиков налогов – узаконенных бандитов, грабивших от имени короля.

Придя в себя несколько часов спустя, Мика тотчас же пожалел, что не умер вместе со всеми. Боль он мог выдержать – все-таки он был сыном Хаммад-аль-Накира, а дети Пустыни Смерти быстро закалялись в ее огненном тигле. Но полная беспомощность вызывала у него желание умереть.

Он не мог даже отпугнуть падальщиков – настолько был слаб. Он лишь сидел и плакал, пока стервятники и шакалы раздирали мясо его родных, ссорясь из-за лакомых кусочков.

Погибли девять человек и верблюд. Мальчик тоже был обречен. В глазах у него двоилось, в ушах звенело при любой попытке пошевелиться. Иногда казалось, будто его зовет кто-то невидимый. Не обращая ни на что внимания, он упрямо ковылял в сторону Эль-Аквилы, и каждые сто ярдов становились маленькой изматывающей одиссеей.

Он то и дело терял сознание.

В пятый или шестой раз он очнулся в низкой пещере, в которой воняло лисами. Боль пронизывала голову от виска до виска. Он всю жизнь страдал головной болью, но никогда еще та не была столь невыносимой. Он застонал, и стон его превратился в горестный вой.

– Ага, проснулся? Хорошо. Держи. Выпей.

В глубокой тени присела сгорбленная фигура древнего старика. Сморщенная рука протянула оловянную кружку, на дне которой плескалась темная пахучая жидкость.

Мика выпил и тут же снова впал в забытье. Однако он слышал далекий голос, без конца бормотавший о вере, Господе и предначертанной судьбе детей Хаммад-аль-Накира.

Ангел заботился о нем много недель, продолжая читать нескончаемые литании о джихаде. Иногда безлунными ночами он сажал Мику на крылатого коня и показывал ему мир: Аргон, Итаскию, Хеллин-Даймиель, превращенный в руины Гог-Алан, Дунно-Скуттари, Некремнос, Троес, Фрейланд, саму пустыню Хаммад-аль-Накир, Малые королевства и многое другое. И ангел постоянно повторял, что эти земли должны вновь преклонить колени перед Господом, как это было во времена империи. Господь был терпелив. Господь был справедлив. Господь все понимал. И Господь страдал оттого, что его избранные отступили от веры, перестав нести народам истину.