Хроники Арли. Книга 2. Кто я? - стр. 52
Как описать то, чего нет? Это меня больше нет. Нет тела, рук, ног, головы и ушей – я не чувствую их, словно мой мир вдруг сузился до ничтожных размеров. Я где-то. Не нахожусь, не оказался, не завис – все не то, я именно где-то, не здесь. Глаз тоже нет, я не вижу, не чувствую, не ощущаю, словно все это тоже убрали. Мне страшно – это единственный штрих, который не дает мне забыть, кем я был до того. А потом начинается…
Легкое касание, меня словно лизнули, но в прикосновении нет ничего приятного. Как я почувствовал? Словно кто-то тронул палец на затекшей ноге. У меня не было тела, и все же я как-то понял: прикоснулись ко мне, к тому, что составляет меня. Чувствовала невидимая, неосязаемая субстанция, обвивающее мое нынешнее «я» со страхом посередине.
Следующее касание молнией пронзило мое сознание насквозь, а затем что-то принялось за меня всерьёз: мою оболочку и все, что под ней, рвали на части, жгли, били, кромсали, выдирая куски. Я завыл, потому что вдруг понял: сейчас разрывают на части душу, то, что составляет меня самого. Если мне не удастся сохранить все, до последней частички, я потеряю себя, забуду, кем был, кого любил, уважал, боялся и ненавидел. Да! Мне были дороги даже враги, потому что когда-то стали частью меня, закалили, обидели, унизили, но именно из-за них я такой, какой есть.
Я принялся сопротивляться, выхватывал оторванные куски, заживлял порезы, лечил прорехи, отнимал обратно то, что пытались украсть. Сколько так продолжалось? Вечность? Секунда? Времени тоже не было. Только когда я увидел над собой склонившего голову князя, с заинтересованной улыбкой наблюдающего, как я возвращаюсь к жизни, мне пришло понимание двух абсолютных истин: я больше никогда не умру, потому что Аэларэль не прав – Убийца теряет часть себя даже после первой смерти, пусть это и не так заметно; и второе: человек, заставивший меня пройти через это, умрет – пусть не сейчас и не здесь, но прощать то, что я пропустил сквозь себя, нельзя никому.
– … везучий сукин сын! – голос Оррика раскатами гремел над головой, но с закрытыми глазами не слишком понятно, ругается он или искренне радуется. Надеюсь, это всё-таки радость за жизнь своего подопечного, а не желание поскорее его прибить, а уж за что – найдётся.
Я разлепил один глаз, второй по-прежнему отказывался мне служить. Над головой вечерело, на ветру размахивали ветвями деревья, листья из последних сил держались за свое место, дрожа от страха, что однажды их все-таки унесет. Если мне не изменяет память, на засаду мы вместе с отрядом Гюго нарвались где-то к обеду, а сейчас солнце определённо готовилось на боковую. Я не зря вспомнил свою первую смерть. В этот раз никаких болезненных ощущений не было. Похоже, мне опять удалось обмануть старуху. Не иначе, как чудо – в тот самый последний момент, когда надо мной скалой навис тот воин с раззявленным в отчаянном крике ртом, я уже попрощался с жизнью. Мои воспоминания обрывались на том, как я без остановки, словно боек швейной машинки, колол его ножом в пах. Глаза мужика, в которых пылали боль и изумление, до сих пор стояли перед внутренним взором. Потом что-то тяжелое опустилось мне на голову. Сколько же я был без сознания?