Хроника кровавого века 6. Танцы с волками - стр. 2

– Вот видите, вы признаёте справедливость моих аргументов! – я хлопнул себя по коленке.

– Отчасти, – кивнул Барсков. Он улыбнулся: – Но давайте вернёмся к Александру Исаевичу Солженицыну, названному вами: «Совесть нашей эпохи». Во время войны он служил в артилерии. Командовал батареей звуковой разведки. Эти подразделения, хотя находились во фронтовой полосе, но не на передовой. В атаки Александр Исаевич не ходил. Так как артиллерийских орудий под командой Солженицына не было, обстрелам и бомбёжкам не подвергался. Жизнь на фронте у него была спокойной. Я это имею право говорить, так как почти всю войну прослужил на передовой в штрафной роте.

– Вы ветеран НКВД, и если как вы заявляете, служили в штрафной роте, то вероятно в заградотряде, – усмехнулся я. – Невелика смелость, прятаться за спинами штрафников.

– Не совсем так, – покачал головой Барсков. – Войну я начал штрафником в 1942 году. Был ранен, после госпиталя попал в обычный пехотный полк, там повторно оказался ранен. В госпитале, записался на командирские курсы. После них, находясь в офицерском резерве 42 армии на Ленинградском фронте, был направлен командиром взвода в штрафную роту. Со временем стал командиром штрафной роты. В атаку ходил вместе со штрафниками. Единственной моей привилегией было то, что в атаке у меня было несколько добровольных телохранителей. Их грудь защищалась стальными пластинами. Такие были на них самодельные бронежилеты. В сущности, защита эта была номинальная. Меня несколько раз ранило, но после госпиталей я добивался, чтобы направляли в свою роту.

– Извините за бестактность Андрей Анатольевич, – покраснел я.

– Вы прощены, Леонид Прохорович, – улыбнулся Барсков. – Мне хотелось бы продолжить о Солженицыне. На войне было несколько способов «откосить» от передовой. Про так называемые «самострелы» все слышали. Метод ненадёжный, «самострел» попадал в штрафную роту. Если же ему удавалось обмануть особиста, после излечения в госпитале, опять передовая. В начале войны многие окруженцы вышедшие из немецкого тыла, объявляли себя фашистскими агентами, надеясь угодить заключёнными в лагерь. Но в октябре 1941 года в НКВД вышел соответствующий приказ: не принимать на веру такие самооговоры без соответствующих доказательств. Эта возможность «откосить» отпала. Солженицын придумал для себя оригинальный способ. В 1943 году он стал рассылать своим знакомым письма, в которых осуждал Сталина. Иосиф Виссарионович был Верховным главнокомандующим, в военное время такие высказывания считались «вражеской пропагандой», и строго карались. Смею вас уверить, эта практика всех воюющих государств. Несмотря на военную цензуру, Солженицын два года писал такие письма безнаказанно. Он был арестован 8 февраля 1945 года. На следствии Александр Исаевич принялся оговаривать всех: жену, друзей, даже случайных попутчиков. В общей сложности он написал доносы на пятьдесят с лишним человек. Однако по его делу осуждённым оказался лишь Николай Виткевич, друг Солженицына. Он командовал отдельной ротой химической защиты на 2-ом Белорусском фронте. Попав в лагерь, Солженицын дал добровольную подписку о сотрудничестве с оперативной частью, и получил агентурный псевдоним «Ветер».