Христос – это свобода! - стр. 8
Когда Христос станет нашим домом, когда Он станет нашим пространством, нашим Человеком, нашим Другом, Господом и Богом нашим, тогда недоумения исчезнут, и на их место придет огромное удивление. Придет бескрайнее славословие, мы будем чувствовать Господа и радоваться, что в Афинах, посреди этого движения, автомобилей, деятельности, в своей повседневной жизни мы живем вечным, абсолютным, совершенным, превосходным, и тогда мы поймем, для чего Бог привел нас в мир, – именно для того, чтобы мы Его познали и полюбили.
Не существует другой причины жить по 90–100 лет на этом свете, все остальные причины – это вспомогательные ступени, вспомогательные способы, чтобы привести нас к этой конечной цели. Если хотите, чтобы я убедил вас в том, что говорю, то посмотрите, сколько продолжается все, что мы считаем целью. В какой-то момент это проходит и оставляет нас. А Христос и Его любовь никогда не прекращаются, потому что Он – Цель, Он – абсолютное Благо, совершенный Дар.
Да даст же нам Господь этот дар, будем простирать руки, ища этого дара. Пусть наши руки будут такими чистыми и такими пустыми, чтобы они могли преисполниться этого дара и чтобы мы могли удержать его, чтобы чтили его и передавали миру с любовью ко всем.
Пресвятая Богородица сказала старцу Парфению в видении, что стать монахом значит освятить себя ради всего мира, стать святым. Что значит святым? Посвященным Христу: чтобы в любом делании чувствовать Христа – к своему бескрайнему счастью и в благословение всего мира. Когда ты свят, когда ты чувствуешь Христа, ты получаешь от этого пользу, но точно так же ты – великое благословение для мира, великий дар земле. Ты невидимым и видимым образом оказываешь пользу всем – что Бог ни призовет тебя делать в жизни.
(Перевод с болг. Станки Косовой)
Нужно убрать зонтик, который мы держим над душой
Однажды на Афоне я пел на клиросе с одним монахом. Вдвоем мы держали книгу с текстами, и я обратил внимание на его руку, огрубевшую от тяжелых работ на послушании. У этого монаха были такие руки, которые, наверное, сколько ни мой, не очистятся. Ведь он целыми днями работал: ухаживал за больными, трудился в саду, мыл, стирал, строил, готовил – выполнял любую работу. Под ногтями у него была грязь, но, представь себе, эта грязь показалась мне чистотой! Потому что это была не та грязь, которая вызывает чувство брезгливости, а грязь, при виде которой ты испытываешь благоговение и умиление. Это особая, смирительная грязь. Я взглянул и на свою руку – очень чистую и во время пения сказал этому монаху: