Хранительница небес - стр. 5
– Привет, – нарушает молчание Пауль. – Позавтракаешь со мной?
Дотащившись до своего привычного места, плюхаюсь на стул. Позади раздается грохот, и из кухни выплывает Лора с двумя дымящимися чашками. Ничего себе, она все еще здесь?
– Во время твоего отсутствия я частенько оставалась у вас, – чуть нервно оправдывается она. Лора никогда не нервничает. Но я с благодарностью принимаю кофе, невозмутимо пожимая плечами.
– Я рада, что ты была рядом и Пауль не был один все это время.
Эти двое переглядываются, но я слишком занята тем, что делаю первый осторожный глоток своего кофе, предпочитая не обращать внимания на их странное поведение. М-м-м… Я едва не обжигаю язык, но оно того стоит. Кофе поистине эликсир жизни.
– Как твоя рана? – спрашивает Пауль.
– Почти как новенькая.
Пока я одевалась, успела внимательно осмотреть рану на боку в зеркало. За ночь она полностью зажила и не требовалось даже заклеивать ее пластырем. Это скорое выздоровление по-прежнему кажется мне довольно жутким: со мной никогда не происходило ничего подобного. Я поглядываю на Пауля в ожидании, что он хоть как-то объяснит, что со мной происходит и почему мои раны затягиваются так неестественно быстро. Но Лора бросает на него предостерегающий взгляд, а затем подрывается и принимается накрывать на стол. Вообще-то, по-хорошему, я должна предложить ей свою помощь: в конце концов это мой дом, но я только и могу, что сидеть как вкопанная и наблюдать, как она ставит на стол масло, джем и бумажный пакет из булочной. У меня аж рот наполняется слюной при взгляде на логотип – нет ничего лучше свежих французских круассанов «Буланжери». Из лучшей пекарни в Мюнхене! Они что, специально ездили за ними ради меня?..
От этого глаза снова наполняются слезами, но я смаргиваю влагу с ресниц, а Пауль невозмутимо кладет мне на тарелку золотисто-коричневый маслянистый источник блаженства. За последние несколько недель я успела привыкнуть к кухне эпохи Возрождения, но она не идет ни в какое сравнение с этими круассанами.
Я с жадностью отламываю кусочек изделия, отправляю в рот и с наслаждением жую, пытаясь игнорировать бьющуюся на подкорке мысль: я сижу здесь со своим кофе и свежим круассаном, в то время как Лео застрял где-то в прошлом раненый. А возможно, уже и мертвый.
Нежнейший круассан у меня во рту будто превращается в опилки, и, как ни стараюсь, проглотить его не получается. Я вообще перестаю чувствовать вкус еды, когда в моей голове всплывает картинка с Лео, лежащим на дне грота с окровавленным горлом. О боже, нет!
Желудок сжимается спазмом, но я, давясь, все-таки проглатываю свой несчастный кусок круассана.