Хранительница - стр. 62
– Жалеешь ижгоев, детошка? А шамой не штрашно шреди них окажаться? Ты волошыньки-то прикрой, чтобы не шоблажнить кого ненароком, и крашоту швою шпрячь подальше от греха, а то тебе шамой дорога в ту решку будет!
Она выпустила Ликин рукав и потянулась рукой к ее волосам, причем Лике на мгновение показалось, что рука ее сжимает что-то черное, похожее на кусок свежей грязи. Она отпрыгнула, пытаясь не дать испачкать себя, и сделала отвращающий жест рукой. Старуха, не удержавшись, упала на пол и что-то негромко забормотала под нос. Лика замерла. У нее возникло такое чувство, что ее связали и она не может пошевелиться. Между тем голос бабки становился все громче и зазвучал речитативом, произнося странные, мало связанные между собой по смыслу слова проклятия.
В этот момент к ним подошла Пила, решительно встала между старухой и Ликой и скомандовала:
– А ну пошла от нее, старая ворона!
Бабка зашипела, подняла руку и швырнула в Пилу тот самый кусок грязи, от которого минутой раньше увернулась Лика. Заметив это, Лика, неожиданно для самой себя резко выскочила из-за спины подруги, выставила перед собой обе руки.
– Арр-хэн! – То ли крик, то ли всхлип.
С пальцев сорвалось белое пламя и мгновенно окутало и старуху, и комок грязи, летящий в Пилу. Бабка закатила глаза и повалилась на бок.
Пила схватила Лику за руку и почти бегом понеслась на выход, таща ее за собой.
– Ну ты даешь, подруга! – сказала она, стоя на темных ступенях и пытаясь отдышаться. – Это же надо, саму бабку Крыньку отшить! Что ты ей такого крикнула, что она сразу загнулась? – Лика пожала плечами. – Или ей просто время пришло на тот свет отправляться как раз в тот момент, когда она решила тебя на путь истинный наставить? Слушай, сколько себя помню, она всегда в храме отиралась, и всегда была такая же старая. Я даже представить не могла, что она когда-нибудь сдохнет!
– За что ты ее так не любишь, Пила?
– А за что можно любить вредную и злобную старуху, Лика? – поморщилась Пила. – Она уже всех тут достала, как ее еще не выгнали до сих пор, не понимаю! Но ты мне не ответила. Что ты ей все-таки крикнула?
– Да не знаю я! У меня это не нарочно получилось! Когда я увидела, что она в тебя какую-то гадость бросила, у меня будто крышу снесло! Я что-то сделала, а что – и сама не поняла!
– Гадость бросила? По-моему, она просто так руками размахивала, старая ведьма! – Лика снова дернулась, и Пила поспешила ее успокоить. – Ну ладно, ладно, не переживай! Постой-ка здесь, я за Нетой сбегаю, а то она нас там обыскалась, наверное!
Когда к верховному жрецу Центрального ольрийского храма Всевеликой богини пришел неизвестный бритоголовый человек в потертой одежде, его секретарь, молодой монах, недавно занявший эту должность, очень удивился. Но еще больше он удивился, когда его господин, пришедший после визита странного гостя в возбужденное состояние, абсолютно не соответствующее нормам поведения священнослужителей, обязанных в любом случае сохранять безмятежность, приказал доставить к нему храмовое пугало: старуху по прозвищу Крынька. Приведя еле доковылявшую до кабинета верховного жреца безобразную старуху, которая всю дорогу только и делала, что осыпала и его, и верховного жреца проклятиями, секретарь перевел дух, но, как выяснилось, ненадолго. Разговор его господина с Крынькой не затянулся, и секретарю пришлось вести ее обратно. На его счастье, старуха на этот раз выглядела довольной и осыпать его проклятиями не стала. С чем это было связано, ему так и не довелось узнать, потому что этим же вечером он, поднимаясь по лестнице, оступился, упал и, ударившись головой о неизвестно откуда взявшийся в здании монастыря камень, умер. Впрочем, даже если бы он и остался жив, незначительность его должности вряд ли позволила бы ему до конца разобраться в происходящем, все хитросплетения которого были известны только верховному жрецу.